Карачун не развлекался со мной. Клинки глефы слились в сплошной круг, который шелестел и мерцал. От этой мельницы приходилось защищаться. Удар. Блок. Еще удар. Еще блок. Парирование. Серия ударов в правую сторону. Серия блоков. Подсечка, удар в ногу. Сразу же во вторую. Потом в шею, и тычковый в грудную клетку. В открывшийся бок. В ногу. Я успевал за ним, но мысли были горькими.
Мое оружие, моя любовь и гордость. За что он так со мной?
Карачун взял глефу двумя руками, и оба клинка пропали. Я знал, что будет дальше, поэтому отпрыгнул от него одним движением. Лезвие глефы, удлинившееся вдвое, не достало меня. Раскручивая оружие над головой, Карачун шел в мою сторону, проверяя, насколько я соответствую его ожиданиям. Я отходил, зная, что при равной длине оружия выигрывает тот, кто успеет сделать обманный выпад. Противник оказался прямо за спиной и, с силой стиснув левой рукой мою шею, правую руку с зажатой в ней глефой поднес прямо к лицу. Я успел почувствовать могильную сырость, но больше не успел ничего.
Потухший клинок стал обычной большеберцовой костью, упиравшейся мне в нос. Карачун отшвырнул меня на сухой ковыль, поставил кость на полагающееся место и ушел обратно в дом.
— Может, ты сначала определишься, чего хочешь? — прозвучал ироничный голос в моей голове. — А то с тобой дело иметь невозможно, плывешь как дерьмо по течению, сам не знаешь куда.
Хлопнула дверь.
Я сидел посреди комнаты в японском общежитии, и сжимающие сувенирную монетку пальцы побелели от напряжения. Прошло девятнадцать минут в окружающем мире — и вряд ли больше во внутреннем.
Было обидно. Растешь, тренируешься, слушаешься старших, а потом приходят скелеты из шкафа и обзывают тем, что в воде не тонет, без собственных целей и желаний.
Понедельник ознаменовался необходимостью читать книги на японском, а также посещением Дисциплинарного комитета. Если перед уроками по психологии, физике и даже перед обедом я слегка волновался, то последнее меня вообще не смущало. Поскольку я комитету был нужнее, чем комитет мне, заработать себе еще несколько очков перед глазами местных божков было несложно, просто вступив в эту партию и загибая линию куда скажут. Томоко тоже изъявила желание попробовать свои силы. Знакомой компании я был крайне рад: воинственная они могла решить все проблемы и без меня, а также помогла бы мне в изучении йокайского общества, в котором я, кажется, слегка залип еще на пару лет. На резонный вопрос Кицукэ-сан, а не помешает ли это клубу карате, Танака-тян с ленцой объяснила, что стоящие соперники там закончились, и в клубе она чаще просто убивает время, отрабатывая навыки. Я впечатлился, понимая, как это на самом деле непросто сделать, сохраняя человеческую форму.
— Так вот, Константин-кун, Томоко-тян, от патруля требуется немного. Если где-то кто-то пытается подраться, можно разнимать.
— Ичика-тян, а насколько грубо это делать? — Томоко влезла в объяснения с самым интересующим ее вопросом.
Ичика даже не стала хмуриться, понимая, с кем общается.
— Настолько грубо, как тебе понравится, но без переломов.
Великанша расцвела. Как можно отделать любое физическое тело, не переломав ни единой кости, я представлял. Мне показалось, Ичика несколько махнула, давая такое разрешение.
— Если кто-то провоцирует драку, но еще не дерется, не возбраняется работать превентивно. Что еще может нарушать дисциплину? Любая травля, как по мне. Такое лучше пресекать, сначала сделав внушение. Любые подстрекательства, конечно. Лечится ровно этим же способом. В принципе, если вам кажется, что назревает дисциплинарное нарушение — обычно вам не кажется, и пора работать. Это не значит, что вы должны задвинуть все дела и только патрулировать окрестности, выглядывая, кто там хулиганит, и спеша причинить ему справедливость.
Дверь раскрылась. Ох уж эти опоздуны.
— А, Ичика уже здесь, — раздался позади меня женский голос.
Я развернулся, и мой взгляд буквально рухнул в бездну белокожего декольте. Японки по сравнению с этим были плоскими и немного уходили в вогнутость. Пятый размер, не меньше. Широкие плечи и бедра, как говорят в моей семье — «кровь с молоком». Юбка, краем подметающая пол в кабинете. Осиная талия. Шикарная блондинистая коса толщиной в запястье. Я был полностью загипнотизирован.
— Мои глаза выше, — гордая дочь фьордов не была польщена вниманием к ее скромной персоне, но и нервничающей не казалась. — Или ты вынимаешь свой взгляд оттуда, где он сейчас, или я решаю, что у тебя много лишних конечностей. И глаз точно лишний.
Юная северянка двинулась в мою сторону, и я вышел из транса. Воистину, для полноты событий прошедшей недели недоставало получить вызов по такой идиотской причине. Томоко-тян, чья кровь кипела не первый месяц от желания померяться силами с потомком скандинавских асов, каким-то неведомым чувством поняла: это же то самое дисциплинарное нарушение! Настало ее время. Сейчас или никогда.
— Бабуль, я про нареченную с двумя «н». А как ее опознать-то?
— Символично, что с этим вопросом ты пришел сегодня.