Старики и Бледный Блупер

– Узрели вы свет? Свет истины? Свет великого светила? Путеводный свет? Прозрели ли вы?

И мы аплодируем и орем в ответ, исполненные беспредельного восторга.

Начальник запевает. Мы подхватываем:

Хей, морпех, ты не слыхал?
Хей, морпех…
Эл-Би-Джей приказ отдал.
Хей, морпех…

К маме с папой не придешь.
Хей, морпех…

Во Вьетнаме ты помрешь.
Хей, морпех… йе!

* * *

После выпускного церемониала мы получаем предписания. Ковбой, Леонард, рядовой Барнард, Филипс и большинство прочих морпехов из взвода 30-92 направляются в УПП – Учебный пехотный полк, где из них будут делать хряков, пехотинцев.

* * *

Согласно моему предписанию, после выпуска из УПП я должен отправиться в Начальную школу военной журналистики в Форт Бенджамин Харрисон в штате Индиана. Сержант Герхайм выражает свое отвращение по поводу того, что я буду военным корреспондентом, а не солдатом-пехотинцем. Он обзывает меня тыловой крысой, штабной сукой. Говорит, что только говнюкам вся халява достается.

Стоя "вольно" на парадной палубе под памятником в честь водружения знамени на Иводзиме, сержант Герхайм говорит:

– Курительная лампа зажжена. Вы больше не гниды. С сегодняшнего дня вы морпехи. Морпех – всегда морпех…

Леонард разражается хохотом.

* * *

Последняя ночь на острове.

Мне выпало дневалить.

Стою на посту в повседневных брюках, нижней рубашке, начищенных ботинках и в каске с чехлом, выкрашеным в серебряный цвет.

Сержант Герхайм вручает мне свои наручные часы и фонарик.

– Спокойной ночи, морпех.

Я хожу взад-вперед по отсеку отделения между двумя безукоризненно выровненными рядами шконок.

Сто молодых морских пехотинцев мирно дышат во сне – сто оставшихся из ста двадцати, что были с самого начала.

Завтра на рассвете мы рассядемся по автобусам-скотовозам, и нас повезут в Кэмп-Гейгер, штат Северная Каролина. Там расположен УПП – учебный пехотный полк. Все морские пехотинцы – хряки, пусть даже некоторым из нас и предстоит получить дополнительную военную специальность. После продвинутого этапа пехотной подготовки нам разрешат покупать всякие сладости в лавке и ходить в увольнения по выходным, а потом нас распишут по постоянным местам несения службы.

В отсеке отделения тихо, как в полночь в мертвецкой. Тишину нарушает лишь поскрипывание кроватных пружин, да изредка кашлянет кто-нибудь.

Как раз собираюсь будить сменщика, и тут слышу голос. Кто-то из рекрутов разговаривает во сне.

Замираю на месте. Прислушиваюсь. Еще один голос. Наверное, какая-то парочка треплется. Если сержант Герхайм их услышит – горе моей заднице. Спешу на звуки голосов.

Это Леонард. Леонард разговаривает со своей винтовкой. Слышу шепот. Потом – слабый, манящий стон, уже женским голосом.

Винтовка Леонарда не висит, как положено, на шконке. Он держит ее в руках, обнимает. "Ну что ты, что ты … Я люблю тебя". И добавляет с несказанной нежностью: "Я отдал тебе лучшие месяцы своей жизни. А теперь ты…" Я щелкаю выключателем фонарика. Леонард не обращает на меня никакого внимания. "Я люблю тебя! Понимаешь? Я все смогу. Я сделаю все, что ты захочешь!"

Слова Леонарда эхом разносятся по всему отсеку отделения. Скрипят шконки. Кто-то переворачивается. Один из рекрутов поднимается, протирает глаза.

Я наблюдаю за концом отсека. Боюсь, сейчас зажжется свет в чертогах сержанта Герхайма. Трогаю Леонарда за плечо.

– Э, Леонард, заткнись, да? Мне же сержант Герхайм хребет поломает.

Леонард садится на шконке. Смотрит на меня. Сдирает нижнюю рубашку и завязывает ею глаза. Начинает разборку винтовки.

– В первый раз сейчас я вижу ее голенькой.

Стягивает повязку. Пальцы продолжают разбирать винтовку на части. А затем он начинает нежно ласкать каждую деталь.

– Ну посмотри на эту милую предохранительную скобу. Ты когда-нибудь видел кусок металла прекраснее?

Начинает собирать стальные детали: "И соединительный узел такой красивый…"

Леонард продолжает бормотать, а его натренированные пальцы тем временем собирают черную стальную машину.

Мне в голову приходят мысли о Ванессе – девчонке, которая осталась дома. Мне представляется, что мы на речном берегу, закутались в наш старый спальник, и я трахаю и трахаю ее до умопомрачения… Но любимые фантазии мои потеряли все свое очарование. И теперь, когда я представляю себе бедра Ванессы, ее темные соски, ее пухлые губы, у меня уже не встает. Наверное, из-за селитры, которую, по слухам, добавляют нам в еду.

Леонард лезет рукой под подушку и вытаскивает заряженный магазин. Он нежно вводит стальной магазин в винтовку, в свою Шарлин.

– Леонард… Откуда у тебя боевые патроны?

К этому времени уже многие парни поднялись, шепчут друг другу: "Что там?" Сержант Герхайм включает свет в конце отсека.