Старики и бледный Блупер

— Господи! — говорит Мистер Откат, глядя в неопрятное небо. — Эти крысы погибли как морпехи. Отвали им там халявы. Аминь.

Мы все повторяем: «А-минь».

После похорон мы еще какое-то время издеваемся над военными трубопроводчиками и возвращаемся в нашу хибару. Лежим без сна в койках. Долго обсуждаем подробности битвы и похорон.

Потом пытаемся заснуть.

* * *

Проходит час. Начинается дождь. Мы заворачиваемся в подкладки от пончо и молимся, чтоб скорее рассветало. Муссонный дождь холоден и плотен, и всегда начинается без предупреждения. Ветер колотит водяными струями в пончо, которые развешаны по стенам хибары, чтобы защищать нас от дурной погоды.

Ужасающий звук падающих снарядов…

Это по нам.

— Черт! — говорит кто-то. Никто не шевелится.

Стропила спрашивает: «Это…»

Я отвечают: «Именно так».

Отзвуки взрывов начинаются где-то за проволокой и приближаются, как шаги какого-то монстра. Отзвуки превращаются в бухающие удары. Бух. Бух. Бух! А затем надвигаются свист и рев.

Бах!

Ритмичная дробь дождя нарушается звяканьем и бряканьем осколков по жестяной крыше.

Мы все соскакиваем со шконок с оружием в руках, как детали одного большого механизма — даже Стропила, который уже начинает врубаться в здешнюю жизнь.

Под бьющими струями холодного дождя бежим к нашему блиндажу.

На переднем крае гремят пулеметы M60, грохают гранатометы M70, мины с глухими тяжелыми хлопками вылетают из труб минометов.

Осветительные ракеты взрываются вдоль всего заграждения живописными кустами зеленого огня.

В мокрой пещерке, образованной мешками с песком, мы сбиваемся в кучку, локоть к локтю, в мокром белье, задавленные темнотой, беспомощные, как пещерные люди, прячущиеся от чудовища.

— Лишь бы они просто по нам прикалывались. Лишь бы через проволоку не поперли. Не готов я к такой херне.

По ту сторону блиндажа слышны звуки: Бах! Бах! Бах! И шум дождя.

Каждый из нас ждет, когда его прямо в голову пригвоздит следующий снаряд — мины летят, как посланцы рока.

Вопль.

Дожидаюсь затишья и выползаю наружу узнать, что там. Ранило кого-то. Свист приближающегося снаряда заставляет меня отступить в блиндаж. Жду, когда он разорвется.

Бах!

Я выползаю наружу, встаю и бегу к раненому. Это один из военных трубопроводчиков. «Ты из взвода обеспечения? Где Уинслоу?»

Он жалобно воет. «Я умираю! Я умираю». Трясу его.

— Где Уинслоу?

— Там — показывает он рукой. — Он мне помочь шел…

Стропила и Чили-На-Дом вылезают наружу, и Стропила помогает мне утащить трубопроводчика в наш блиндаж. Чили-На-Дом бежит за санитаром.

Мы оставляем трубопроводчика на Дейтону с Мистером Откатом и бегаем под дождем, разыскивая Уинслоу.

Находим его в грязи у порога его хибары. Он разорван на куски.

Мины больше не падают. Пулеметный огонь на передке ослабевает до отдельных коротких очередей. Несмотря на это, хряки, охраняющие передний край, продолжают запускать кусты зеленых ракет на случай если Викторы Чарли планируют начать наземную атаку.

Кто-то набрасывает пончо поверх Уинслоу. Дождь барабанит по зеленой пластиковой простыне.

Я говорю: «Чтоб проделать такое, как Уинслоу, нужно стержень иметь. Ну и вот, кишки вижу, а стержня никакого нету».

Никто не отвечает.

После того как зеленые упыри из похоронной команды запихивают Уинслоу в похоронный мешок и уносят его, мы возвращаемся в хибару. В полном изнеможении шлепаемся на шконки.

Я говорю: «Ну, Строп, вот и довелось тебе услышать, как стреляют в гневе праведном».

Стропила сидит на шконке в зеленом исподнем, весь промок до нитки. Он держит что-то в руке, уставясь на это что-то.

Я поднимаюсь.

— Э, Строп. Что это? Осколок засувенирил?

Ответа нет.

— Строп? Ты ранен?

Мистер Откат фыркает. «В чем дело, салага? Из-за пары выстрелов разнервничался?»

Стропила глядит на нас, и мы видим на его лице какое-то незнакомое выражение. Его губы искривлены в жестокой злобной гримасе. Его тяжелое дыхание то и дело прерывается хрипами. Он рычит. Губы его мокры от слюны. Он глядит на Мистера Отката. Предмет в руке Стропилы — кусок человеческой плоти, плоти Уинслоу, мерзко-желтого цвета, размером с джонуэйскую печенюшку, мокрый от крови. Мы долго не можем оторвать от него глаз.

Стропила кладет этот кусок человеческой плоти в рот на язык, и мы ждем, что его сейчас вытошнит. Но он лишь скрежещет зубами. Затем, закрыв глаза, глотает.

Я выключаю свет.

* * *

Рассвет. Дневная жара воцаряется быстро, выжигая грязные лужи, оставленные муссонным дождем. Мы со Стропилой шлепаем на фубайскую вертолетную площадку. Ждем медицинского вертолета.

Через десять минут прибывает «Веселый зеленый великан»[74] с грузом.

Санитары взбегают по трапу, откинутому из задней части подрагивающей машины, и тут же появляются снова, таща брезентовые носилки. На носилках лежат окровавленные тряпки, внутри них люди. Мы со Стропилой заскакиваем в вертолет. Поднимаем носилки и бежим по металлическому трапу. Вертолет вот-вот взлетит.

Мы опускаем носилки на палубу рядом с другими, где санитары сортируют живых и мертвых, меняют бинты, ставят капельницы с плазмой.