Старец Силуан Афонский

Есть люди, которые за простым словом неспособны увидеть его действительного содержания, но есть и такие, слух которых оскорбляется чуждыми нотами нескромных слов. Святое и чистое слово Старца, к сожалению, недоступное для понимания многих в силу своей простоты, мы решаемся до некоторой степени сопровождать нашей сухой и уродливой речью, предполагая, вероятно, ошибочно, что таким образом мы кому-нибудь, привыкшему к иному стилю жизни и выражений, поможем его понять.

Возьмите для примера краткое поучение Старца:

«Что нужно для того, чтобы иметь мир в душе и теле?

Для этого надо всех любить, как самого себя, и каждый час быть готовым к смерти».

Обычно у людей при мысли о близкой смерти душа приходит в беспокойный страх, а часто и отчаяние, настолько, что от страданий души — заболевает тело, и как же Старец говорит, что постоянная готовность к смерти и любовь ко всем исполняет миром не только душу, но и тело? Странное и непонятное учение.

Говоря здесь о мире в душе и теле, Старец имеет в виду такое состояние, когда не только душе, но и телу ощутимо сообщается благодатное действие. Однако, в данном случае он говорит о мере меньшей, чем та, которую он испытал во время явления Господа. В этом последнем случае благодать и в душе и в теле была такой силы, что и тело ясно ощущало свое освящение, и в самом теле сладость Духа Святого вызывала столь сильную любовь ко Христу, что и оно хотело страдать за Господа.

О различии христианской любви и человеческой справедливости

ЛЮДЯМ обычно свойственно юридическое понимание справедливости. Возложение на кого-либо ответственности за вину другого — они отвергают, как неправду. В их юридическом сознании это не укладывается. Но иное говорит дух любви Христовой. По духу этой любви разделение ответственности за вину того, кого любим, и даже несение всей полноты ее, не только не чуждо, но и до конца естественно. Больше того, в этом несении чужой вины выявляется подлинность любви и достигается ее самосознание. Если от любви пользоваться только ее услаждающей стороною, то где разумность? Но когда привходит свободное принятие на себя вины и трудов любимого, тогда любовь достигает своего всестороннего совершенства.

Многие не могут или не хотят понять и доброю волею понести последствия первородного греха Адама. Они говорят: «Адам и Ева съели запрещенный плод, а причем тут я? Я готов отвечать за мои грехи, но только за свои личные, а никак не чужие». И не понимает человек, что таким движением своего сердца он в самом себе повторяет грех Праотца, и последний становится уже его личным грехом и падением. Адам отрекался от ответственности, возлагая вину на Еву и Бога, давшего ему эту жену, и тем разбил единство Человека и единение его с Богом. Так всякий раз, когда мы отрекаемся от несения вины за общее зло, за дела ближних своих, мы повторяем тот же грех и также разбиваем единство Человека. Господь спросил Адама прежде Евы. И нужно думать, что если бы он не оправдывался, но взял бы на себя ответственность за их общий грех, то иными были бы судьбы мира, как изменятся они, если и мы будем брать на себя тяготу вины ближних.

Всякий человек, во всяком деле многое может сказать в свое оправдание, но если он внимательно посмотрит в сердце свое, то увидит что, оправдываясь, не избегает лукавства. Оправдывается человек, во-первых, потому, что не хочет признать себя хотя бы частично виновником зла в мире, оправдывается потому, что не сознает себя одаренным богоподобною свободою, а лишь явлением, вещью мира сего, и потому зависимым от него. В таком сознании есть много рабского, и потому оправдываться — рабское дело, а не богосыновнее.

В блаженном Старце мы не видели склонности оправдываться. Но странно, такой образ действия, т. е. принятие на себя вины и прошение прощения, представляется многим как раз чем-то рабским. Так различны представления сынов Духа Христова и недуховных людей. Недуховному кажется невероятным, что весь человеческий мир можно ощущать, как некое целостное бытие, включаемое в личное бытие каждого человека, без устранения прочих лиц. Всю совокупность общечеловеческого бытия, по смыслу второй заповеди: «Возлюби ближнего, как самого себя», должно и возможно включить в свое личное бытие. Тогда всякое зло, происходящее в мире, будет восприниматься не как постороннее, но как и свое собственное.

Если каждая человеческая личность-ипостась, созданная по образу абсолютных Божественных Ипостасей, способна вместить в себе полноту всечеловеческого бытия, как каждая Божественная Ипостась является носителем всей полноты Божеского бытия, а таков глубокий смысл второй заповеди, то и бороться со злом, космическим злом каждый будет, начиная с самого себя.

* * *

Сам Старец всегда говорил только о любви Божией, и никогда о справедливости, но мы нарочно вызывали его на эту беседу. Он говорил приблизительно так: