Читаем Старая тетрадь (рассказы) полностью

- Это даже лишнее, - засмеялся Свэн. - Меня удовлетворит дыра в чайное блюдечко.

- Если вы заботитесь о целости медвежьей шкуры, то лучше бы все-таки взяли винтовку, - торговец потянулся было снова к отложенному карабину, но Свэн остановил его, решительно мотнув головой, и попросил подвести итог счету.

Уже расщитавшись было с лавочником, он спросил:

- И много патронов купил Йенсен к своему карабину?

Лавочник рассмеялся:

- Немногим больше, чем бутылок водки.

- Вот как?

Лавочник нагнулся к уху Свэна:

- Должен откровенно сказать, он мне не понравился... Больные глаза. Совсем больные глаза человека, переставшего знать меру.

- Меру чему? - спросил Свэн.

- Водке. Ну, а там, где нет меры водке, нет меры и собственным поступкам.

- Вот как!

- Да, да. Знаете, что он мне сказал?.. "Беру эти патроны так, для забавы. А для дела мне понадобится всего один".

- Что это значит?

Купец пожал плечами.

- Когда человек пьет, от него можно ждать чего угодно... Вплоть до пули, пущенной себе в рот.

- Вы так думаете? - задумчиво спросил Свэн.

- О нет, пожалуй, к Йенсену это не относится. Скорее он пустит пулю в затылок кому-нибудь другому, чем себе в рот.

- Вот как?

- Что ни говорите, у Йенсена есть свои странности.

- Так, так... Будьте здоровы! - рассеянно сказал Свэн.

- Счастливого пути и удачной охоты, господин Свэн!

Свэн ни за что не признался бы ни одному человеку на Свальбарде в том, что, возвратившись из лавки, он отыскал в своем потрепанном чемодане кажется, единственном, чего не прихватил с собою Йенсен, - старые номера газеты. Это были номера с перепечаткой из советской прессы, где рассказывалось о подвиге и смерти шведа Финна Мальмгрена. И лампа в комнате Свэна потому горела так долго, что он не лег спать, пока не прочел всю эту историю еще раз. И даже лампа была уже давно погашена, а в комнате все еще слышался скрип пружин, когда Свэн поворачивался с боку на бок, раздумывая над прочитанным. Ему казалось, будто что-то было там недосказано, в этих газетных подвалах...

Тут мысль его прервалась, и в комнате слышалось уже только ровное дыхание спокойно спящего человека.

11

Приближаясь к первой базе - самой дальней от мест, где он в прошлом году расставлял капканы, - Свэн поглядывал на трубу избушки: если из нее вьется дым, значит Йенсен там.

В тысяче метров от избушки Свэн остановился и, перекинув через голову погон своего старого ружья, зарядил оба ствола пулями. Но, подумав, вынул патроны и сунул незаряженное ружье стволами под ремни, которыми был увязан груз на санях.

Через десять минут он уже толкнул незапертую дверь избушки, уверенный в том, что она пуста, - возле избушки не было собак Йенсена.

Как ни жалко было тратить уголь ради одной кочевки, пришлось докрасна раскалить чугунную печурку, чтобы хоть немного прогреть промерзшую избушку. Свэн не любил спать в холодной избе. Уж ежели человек не вынужден ночевать под открытым небом, ему должно быть тепло.

Отдохнув, он продолжал путь и через сутки подходил ко второй избушке, уверенный, что застанет там Йенсена. Дыма над трубой там не могло быть: в зимовье не было камелька, в нем обогревались примусом. Поэтому единственным признаком присутствия Йенсена могли служить его собаки. Они, без сомнения, подали бы голос, учуяв приближение упряжки Свэна. Но вот до избы осталось уже не больше тысячи метров, пятьсот, триста...

Упряжка Свэна бежала молча, не было слышно собачьих голосов от зимовья. Это могло иметь только един смысл: изба была пуста.

Свэн провел и тут целый день. Не только потому, что хотел хорошо отдохнуть, но он был уверен, что здесь-то уж дождется Йенсена. Однако, выспавшись и внимательно осмотрев хорошо знакомую обстановку избушки, он понял, что Йенсен и тут не бывал, во всяком случае не оставил ничего, что говорило бы о его намерении вернуться сюда по крайней мере в ближайшем будущем, - ни керосина, ни консервов, ни обычной в таких случаях пары одеял. Избушка имела нежилой вид, словно ее покинули навсегда. Это обескуражило Свэна. Подумав, он решил продолжать путь.

Дорога до третьей - и последней - базы заняла еще день. На этот раз уже за километр до цели Свэн понял, что нагнал Йенсена: его собственные собаки скулили в упряжке, и скоро стали слышны ответные голоса собак Йенсена. Свэну пришлось сдерживать бег своей упряжки, рвавшейся из постромок в стремлении поскорее добраться до собак бывшего компаньона хозяина. Наскоро привязав вожака, Свэн приблизился к двери. Удивленный тем, что на шум, поднятый собаками, не вышел Йенсен, Свэн толкнул дверь.

И эта избушка была пуста.

В ней было холодно, как если бы тут давно не зажигали огня. Вода в кофейнике замерзла. Чтобы разогреть найденную в котелке кашу, Свэн должен был разрубить ее на несколько кусков. Немного согревшись и поев, Свэн осмотрелся внимательней. Совсем новое походное снаряжение было в беспорядке разбросано по избе. В углу валялись банки из-под консервов и несколько пустых бутылок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза