Читаем Старая тетрадь (рассказы) полностью

Через три дня Йенсен ехал на пароходе в Тромсё. Там в отделении Норвежского банка хранился вклад Яльмара Свэна - выручка за то, что он успел прислать со Шпицбергена после первых двух лет зимовки. Остальное - цена последних двух сезонов Яльмара Свэна - было теперь там же, где и собственные сбережения Кнута Йенсена.

Приехав в Тромсё, Йенсен не сразу пошел в банк, хотя у него не было денег даже на гостиницу. Он долго ходил по чистеньким улицам тихого городка. Редкие автомобили. Скромные выставки небольших магазинов. Глаза Йенсена останавливались на всем этом так пристально, точно он никогда прежде ничего подобного не видел.

Только начавшийся дождь заставил его наконец преодолеть последнее, что стояло между ним и началом новой разумной жизни, - неуверенность в успехе. Разве фру Хильма не ручалась за качество чека и полную тождественность подписи с факсимиле Свэна?

Уверенно стуча сапогами и дымя окурком дешевей сигары, Йенсен смело подошел к окошечку кассы.

Через четверть часа ему была уже смешна собственная нерешительность. Все произошло так быстро и просто, что не стоило из-за этого столько думать.

При умении жизнь на материке, оказывается, ничуть не сложнее, чем на Свальбарде! Только тут, как и там, нужно хорошо знать условия погони за счастьем: верная рука, точный глаз и побольше решительности. Ну что же, может быть, еще и не все потеряно? Стоит только завести дружбу с теми людьми, которые так любезно смастерили ему чек с подписью Свэна. Чем, собственно говоря, это отличается от поступка охотника, вынимающего песца из ловушки соседа? Правда, если там, на Свальбарде, человека застанут за таким делом, никто не задумается пустить ему пулю в спину. И никакой губернатор даже не станет передавать такое дело в суд. Суд уже будет считаться совершенным. Суровый суд, по суровым законам снежных пустынь. Ну, а здесь? Говорят, будто прежде за такие дела отрубали руку. Но теперь-то ее ведь не отрубают! Несколько месяцев тюрьмы? Что ж, если оттуда человек выходит с двумя руками, то дело не так плохо. Право, он лучше всего поступит, если вернется в Берген. К этому выводу Йенсен пришел вечером, ложась в мягкую постель отеля "Виктория". Он уже почти заснул, когда на соседней кирхе пробило десять. Эти удары заставили его на миг вернуться к действительности. Он сунул руку под подушку, где лежала пачка банкнотов, полученных по поддельному чеку с текущего счета Яльмара Свэна. Следующий удар часов на кирхе уже не дошел до сознания Йенсена. Он спал, засунув руку под подушку. В руке были зажаты деньги.

7

Примерное благодушие и удовлетворение жизнью, более полное, нежели то, что он испытал за два месяца в Бергене, стоивших ему всего состояния, не покидали Йенсена весь следующий день. Он точно и хозяйственно рассчитал каждое эрё. Оставалось только дождаться вечера, когда пароход заберет его, чтобы свезти обратно в Берген.

Но вечер принес разочарование. Жизнь, только что ставшая простой и понятной, снова вдруг спуталась. Неожиданности делали ее трудной. Может быть, даже трудней, чем жизнь шпицбергенского охотника?

Держа газету так, чтобы загородиться от соседей в ресторане, Йенсен в десятый раз перечитывал ее. Он уже почти перестал понимать смысл заметки, выделенной жирным шрифтом из окружающего текста:

"Впервые в истории нашего отделения Норвежского банка ему был предъявлен подложный чек... Злоумышленник не принадлежит к числу жителей нашего города".

В конце заметки перечислялись приметы похитителя, сообщенные банковским клерком. Они до смешного точно совпадали с тем, что мог бы сказать о себе сам Йенсен по воспоминаниям, сохранившимся у него от редких встреч с зеркалом.

Представив себе, каким должен возникнуть его образ по этому описанию в головах читателей, Йенсен почувствовал непривычный холод в спине.

Второй раз легкая материковая жизнь заставила его растеряться - его, ни разу не терявшего самообладания за двенадцать шпицбергенских зим.

Продолжая загораживаться газетой от не устремленных на него взглядов, Йенсен тихо вышел из зала.

- Господин портье, расписание пароходов!

Он взял раскрашенный листок.

- Я могу назвать вам любой пароход, сударь, - портье предупредительно перегнулся через конторку.

Не слушая его, Йенсен внимательно просмотрел расписание.

- Мне нужно завтра уехать в Берген.

- Прикажете послать за билетом?

- Хорошо, возьмите. Завтра дадите счет.

Йенсен вышел на улицу. Все та же кирха отсчитала восемь ударов, словно хотела, чтобы он навсегда запомнил этот час. Но его эти удары интересовали только потому, что напоминали о времени близкого закрытия парикмахерских. А услуги брадобрея были ему нужны прежде всего.

К пароходной кассе Йенсен пришел уже без бороды. У пристани было мало народу. Перегнав Йенсена на велосипеде, к кассе подъехал мальчик-рассыльный отеля "Виктория". Йенсен слышал, как он потребовал билет на завтрашний пароход до Бергена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза