Та гей, бики! Чего ж ви стали? Чи поле страшно заросло? Чи лемеша iржа поiла? Чи затупилось чересло?
Во всех углах зала, пугая меня, загрохотало эхо. Чтобы заглушить его, я еще громче спрашивал: Чого ж ви стали? Гей, бики! Страшный и далекий зал слушал. Как большие косы, отбрасывая на стены длинные тени, свисали над публикой две гирлянды барвинка. И вдруг я вспомнил кладбище: мы с Куницей рвем барвинок для торжественного вечера. Нам так спокойно меж могил! Высокие бересты и грабы почти сплошь закрывают памятники от солнца, изредка захлопает тугими крыльями вверху, в густой листве, горлица; потурчит немного, да и улетит прочь, за реку, в лес, где посветлее и не так пустынно. И мне захотелось убежать отсюда куда угодно, хоть на кладбище... Но я видел пристальные взгляды учителей, они ждали, чтобы я читал дальше. Вдруг в зале послышался стук шагов. Под самой сценой прошел к выходу Чеботарев. Мне сразу стало легче. Собрав последние силы, я закричал: Та гей, бики! Зерно поспiэ, Обiллэ золотом поля. I потече iзнову медом I молоком свята земля. I все мине, що гipкo було, Настанут дивнii роки Чого ж ви стали, моi дiти? Пора настала! Гей, бики! В ответ мне громко захлопали. Я сразу повернулся, но не успел забежать за кулисы, как меня остановил Подуст. - Молодец! Чудесно! Читай еще! Теперь, после похвалы учителя, мне было не так уже боязно. Я вернулся обратно к рампе, поклонился и объявил: - "Когда мы были казаками". Вирш Тараса Шевченко! В зале снова захлопали, - видно, им в самом деле понравилась моя декламация, только директор Прокопович вдруг заерзал на своем скрипучем кресле, но я, не глядя на него, смело начал: Когда мы были казаками, Еще до унии, тогда Как весело текли года! Поляков звали мы друзьями, Гордились вольными степями, В садах, как лилии, цвели Девчата, пели и любились... Сынами матери гордились, Сынами вольными... Росли...