Старая девочка

«Понятно, — сказал Ерошкин. — Ну и как дальше складывались ваши отношения с Верой? Наверное, что называется, ровно и по восходящей?» — «Да нет, — ответил Пирогов, — сначала никак не складывались. Недели через две со мной на танцы пошел мой приятель, тоже преподаватель наших курсов, Дима Пушкарев. Вот у них всё и вправду складывалось ровно и по восходящей». — «То есть, — переспросил Ерошкин, — я вас, кажется, не понял, если можно — объясните». — «А чего тут объяснять, влюбились они друг в друга без памяти — и всё». — «И что потом, она за этого Пушкарева замуж вышла?» — снова поинтересовался Ерошкин. «Да нет, — сказал Пирогов, — Дима еще дитя был, женщин совсем не знал, не понимал, что ему в жены нужна не такая девочка, как Вера, а чтобы еще и матерью была. Они потом на сущей ерунде в кровь поссорились, страдали оба не знаю как, но ни тот, ни другой шага навстречу не сделал, не хотели, а может, боялись, точно я сказать не могу.

Когда Дима совсем закис, я, что называется, по-дружески свел его со своей сестрой. Она у меня хорошая — и умница, и собой недурна, главное, старше Димы, хоть и не намного, а старше. Словом, ровно такая, какая ему нужна была. В общем, получилось неплохо. Они уже двадцать лет живут, горя не знают. Я думал, что и сам, раз я так хорошо это дело устроил, в выигрыше буду, — продолжал Пирогов, — что Вера мне как приз достанется». — «И что же?» — спросил Ерошкин. «Да вроде сначала всё шло неплохо, я тогда был ею очень увлечен, можно сказать, влюблен, встречались почти каждый день. Она сперва была настроена иронически: завидев меня, каждый раз говорила: „Природа не терпит пустоты“, — это она на Диму намекала и на то, что я женил его на своей сестре. То есть как бы хитростью ее у Димы увел».

«И как же проходили ваши свидания?» — поинтересовался Ерошкин. «Ну, — сказал Пирогов, — я человек не болтливый, это сейчас тренером я волей-неволей разговорился, а тогда — было это обычно у нее дома, в гостиной — я всё больше просто сидел; сижу, а она рассказывает про себя, про своих подружек. Кто как живет, кто замуж вышел и за кого, кто уже ребенка ждет; когда надоедало рассказывать, на пианино играла. Я это очень любил. Одно было плохо, сидеть сиднем мне непривычно, часто, забывшись, я сожму кулаки, начинаю ходить руками, будто бью, то правой, то левой. Со стороны выглядело это, наверное, глупо. В общем, она много надо мной смеялась, но я не обижался.

Часто я брал ее с собой и на тренировки, и на соревнования, — продолжал Пирогов, — знакомил с другими спортсменами, с их женами. Особенно она сошлась со своей ровесницей Натой — женой легковеса Коли Фролова, моего друга. Как бои, они с Натой всегда рядом сидят. В нашем спортобществе, в „Металлисте“, было такое правило — на турниры или чемпионаты всегда со своей девушкой или женой приходить.

Мой тренер, светлая ему память, покойный Ираклий Христофорович Какулия, говорил, что боксер, когда его девушка рядом, раза в два лучше дерется. Пускай ему совсем плохо приходится, он уже и забыл, ради чего его третий раунд почем зря мочалят, а взглянул на свою девушку — и снова всё ясно: за нее, за нее, милую, терпит. Откуда ни возьмись — и сила вернулась, теперь только держись. Этот Ираклий Христофорович вообще был редкая умница, я всё, что от него слышал, сейчас своим ребятам говорю.

Ну так вот Вера смотрела, как я дерусь, а когда бой кончался, я под канаты подлезал, подходил, подставлял калачиком руку, и она на глазах полного зала провожала меня до раздевалки. Идем — она молоденькая, нарядная, совсем еще девочка, а я здоровый мужик, грудь волосатая, весь в поту, часто в своей или противника крови. Зрелище то еще было. Однажды она меня даже спросила, для чего я ее каждый раз с собой на бокс зову, да еще так настойчиво. А я, дурак, ей в ответ выложил, чему нас Ираклий Христофорович учил. Помню, она тогда очень обиделась, помолчала, а потом и говорит: „Значит, за самку деретесь?“ Но и позже со мной ходила. Наверное, простила.

Я Веру, когда мы у нее дома сидели, часто спрашивал: „Ну что, Вера, пойдешь за меня замуж?“ А она засмеется и то начнет кивать головой, дескать, да, но только захочу взять ее за руку, а она уже качает из стороны в сторону, теперь уже, значит, нет. Но я не спешил, верил, что мой час всё равно придет. А потом однажды сестра моя перехватила записку, которую Вера снова Диме написала. Назначала ему свидание у своей портнихи. Я так, конечно, читать бы не стал, вы не подумайте, — сказал Пирогов, — просто Наташа дала мне листок и говорит: это тебе. Я и взял.