Старая девочка

Дальше Клейман говорил спокойнее: «Но немцы — что, — сказал он, — раньше или позже мы с немцами справимся. Русские немцев всегда бивали, у немцев против русских жила тонка, а вот то, что затеяли вы, — сказал он, тыча теперь пальцем в зэков, — вы, народ Веры, — это куда серьезнее. И все-таки вы, хоть и враги, но вели себя достойно, — продолжал он. — И мне жаль, что Веры сейчас с вами нет, что Вера в Ярославле, и некому с вами проститься, напутствовать перед дальней дорогой. И вот я, — продолжал Клейман, — то есть я, который и посылает вас на смерть, Первого мая, в День международной солидарности трудящихся, заменю Веру, сам приму у вас прощальный парад».

По словам турка, зэки не сразу поняли, что сказал им Клейман, а когда поняли, были растроганы. Следующие три недели, рассказывал он Ерошкину в Ярославле, прошли в лихорадочной подготовке к первомайскому торжеству. Все, и зэки и вохровцы, работали с энтузиазмом и радостью. Вместе они сначала составили общий сценарий праздника: кто, когда и как будет проходить, кто что петь, какой текст будет читать лагерный кум, комментируя парад, как в Москве — Левитан.

У всех была бездна идей, Клейман каждого терпеливо выслушивал и старался учесть все пожелания — понимал, что значит для зэков этот парад. К сожалению, от многих предложений пришлось отказаться, они или не вписывались в сценарий, или подготовиться к ним за три недели было невозможно. Клейман лично объяснял это каждому зэку, чье предложение отклонялось, и, по свидетельству турка, обид не было.

Сценарий писали пять дней, после чего начались репетиции. Было решено сделать праздник похожим на те московские первомайские торжества, в которых часть зэков участвовала и сама. Так, все согласились, что, как в Москве, где мимо Мавзолея проходят лучшие представители каждого завода, каждой фабрики или учреждения, здесь мимо трибуны, на которой будет стоять Клейман, по очереди пройдет один зэк за другим; за каждым — пусть и незримо — колонна из тех двадцати пяти душ, что по первому зову пойдут за ним в прошлое. Когда прохождение этих колонн закончится, зэки вновь сойдутся вместе, образовав одну сводную колонну, колонну апостолов Веры, ее избранного народа. Венчая парад, она торжественным маршем пройдет перед Клейманом.

Это, так сказать, костяк празднества: кроме этого, зэки и Клейман согласились, что впереди каждой колонны, вернее, не впереди, а как бы предваряя ее, напротив трибуны должна возводиться гимнастическая скульптура — ее аллегория. Ответственность за это дело возложили, естественно, на Диму Пушкарева, а в качестве материала для скульптур отдали в его распоряжение детей башкира, а также пятерых вохровцев.

Клейман также предложил, и зэки его поддержали, чтобы следом за каждой колонной шла жена турка Ирина и пела какую-нибудь траурную арию из своего оперного репертуара. Ирина, сестра Радостиной по крови, должна была вместо самой Веры здесь, под Воркутой, посреди занесенного снегом болота, идти и прощаться с ними, их оплакивать.

Дальше, когда план был готов, назначены люди, ответственные за каждый этап праздника, репетиции шли уже четко, слаженно, без лишних задержек и суеты. Они продолжались с утра до позднего вечера, участвовали в них все без исключения; похоже, на эти две недели, до тридцатого апреля, деление лагеря на вохровцев и зэков Клейманом вообще было отменено. Во всяком случае, и те и те работали на равных, не жаловался никто, хотя с каждым днем темп подготовки лишь нарастал.

Турок говорил Ерошкину, что был уверен, что подготовка к Первомаю будет проходить нервно, в последние же дни ждал и вовсе истерики, но ничего подобного не было; конечно, зэки переживали, но вида не подавали, и работе это тоже никак не мешало. Более того, уже к обеду тридцатого апреля они один за другим стали приходить к Клейману и докладывать, что с тем участком, за который отвечает, всё в порядке, Клейман за него может не опасаться.

В этот день, закончив дела, люди в лагере легли необычно рано, хотели выспаться, быть наутро в хорошей форме. Парад сразу, едва о нем зашла речь, было решено проводить там же, где Клейман оба раза выступал перед зэками. Место было во всех смыслах удачное. От ворот зоны меньше ста метров, так что, когда из лагеря приходилось что-нибудь нести, это было недалеко и нетрудно, а главное — тут было ровно. Кочки невысоки и немногочисленны, между же кочек летом — вода, лишь слегка прикрытая ядовито-зеленой травой. Сейчас всё, конечно, замерзло и, уйдя под снег, сделалось гладко и твердо. Вдобавок зэки, десять дней репетировавшие прохождение сводной колонны, утоптали наст, и Корневский, который отвечал за плац, с удовлетворением доложил Клейману, что печатать здесь шаг теперь можно не хуже, чем на Красной площади.