Стану рыжей и мертвой, как ты

— Но зачем она оставила мне медальон? И еще. Вот если бы она была по уши во всем этом дерьме, то зачем ей было вообще лезть мне на глаза, знакомиться?

— Если бы только знакомиться… — хохотнул Вадим.

— Тем более! И почему бы ей после всего, что она сделала, не исчезнуть? Нет же, она словно специально все делает для того, чтобы ее заподозрили, что ли… Не пойму. Да еще и свой номер телефона оставила, и я звонил ей, разговаривал. Я должен поехать в Москву и все окончательно выяснить. Я и без того обещал ей свою помощь, сказал, что переживаю за нее.

— Может, она уже сто раз пожалела, что обратилась к тебе, и теперь, когда ты приедешь, она заманит тебя в какую-нибудь ловушку?

— Вадим, ты чего? Ты думаешь, я испугаюсь девчонки? Да я прямо сейчас и закажу билет на поезд! Вот прямо не сходя с этого места! По интернету!

И я погрузился в поиски ближайшего удобного для меня поезда в Москву, чтобы заказать билет. Вадим же, последовав моему примеру, достал телефон и тоже принялся листать страницы поисковиков, но только его интересовало совсем другое — интернет-магазин, где можно было заказать жене духи.

Уже вернувшись домой, едва стоя на ногах от усталости и опасного коктейля из знаменитого марксовского пива и водки, я отправил Татьяне сообщение: «25.06 в 8.00 буду на Павелецком. Вагон 8. Встречай. Или напиши адрес, я сам приеду к тебе домой».

27. Германский след

Накормив Василия, Тамара уложила его в постель.

— Вася, что-то ты не нравишься мне, — сказала она, щупая ладонью его горячий лоб. — Приболел?

— Да нет, Томочка, — ответил он, не открывая глаз и пытаясь поудобнее устроиться под теплым одеялом. Его знобило. — Просто мне не надо было пить. Ты прости меня. Что-то я совсем расклеился.

Он поймал ее руку и поцеловал. На лице его появилась слабая улыбка.

— Вася… Мне надо тебе что-то сказать, — Тамара собрала всю свою волю и решительность в кулак и теперь не знала, что со всем этим делать. Получалось, что она дошла до того, что сама готова была сделать ему предложение.

И тут до Карташова словно что-то дошло. Он, вынырнув из своих горестных мыслей, связанных с предстоящим приездом Гринберга, открыл глаза, увидел Тамару и даже попытался подняться. Тамара усадила его, подсунув под спину еще одну подушку.

— Ты уходишь от меня, да? — спросив, Василий так и остался сидеть с открытым ртом, словно теперь все его чувства и даже инстинкты подчинялись лишь одному — тревожному ожиданию ответа.

— В смысле? — растерялась Тома, которая еще недавно задавала ему примерно такие же вопросы.

— Ну как же… Я теперь никто, и звать меня никак. Вот приедет Гринберг, поднимет меня на смех… Или еще хуже, даст интервью, в котором расскажет о том, как я сфальсифицировал факты, придумав про клад. Да меня и из музея уволят! Попрут, как сейчас говорят!

— Ну и пусть увольняют. Ты человек образованный, тебя вон в школу возьмут учителем истории или вообще пойдешь работать преподавателем в филиал нашего университета! Мы оперировали профессора Мишина, ты знаешь его, он как раз возглавляет этот филиал, поверь, Вася, он нам, хирургам, не откажет в помощи. Не переживай, без работы ты в этом городе точно не останешься!

— Так, значит, если все пойдет прахом и все отвернутся от меня, ты не бросишь меня?

— Нет… Мы не бросим.

Карташов снова напрягся. На лбу его выступила испарина. Тамара промокнула его лоб концом простыни.

— Не понял… Что это значит «мы»? С профессором, что ли? Я что-то уже ничего не понимаю…

— Я беременна, Вася. Мы — это значит я и наш ребенок.

Василий как окаменел. Просто замер, и удивительно, что он еще дышал, настолько был потрясен этой новостью.

Нет, конечно, он, взрослый мужчина, все понимал, что Тома по нечаянности могла забеременеть, но, воспринимая ее как женщину умную, к тому же медицинскую сестру, которая уж точно в состоянии о себе позаботиться в этом смысле, он и мечтать не мог о том, что она, забеременев от него, захочет оставить ребенка.

Он смотрел на нее, боясь сказать что-то лишнее, что может все испортить или заставить ее передумать. Однако и ясности тоже хотелось. Или просто еще раз услышать, что у них с Тамарой будет ребенок!

— Тамара?.. Ты беременна?

— Да.

— А я… я в таком случае мог бы стать твоим мужем? Или?.. — Он почувствовал, как даже кожа на его лице словно запаниковала и собралась складками на лбу. — Ты выйдешь за меня?

Беременная Тамара сделала то, что давно уже собиралась сделать, — заплакала. Она просто умывалась слезами.

— Да, Вася, конечно, выйду!

Карташов рванулся к ней, взял ее за руку и снова принялся целовать, словно пока еще не обрел права на другие части ее прекрасного тела.

— Боже мой, как же я счастлив!