Стану ему женой. Ребенок от монстра

— Простите, у меня маленький ребенок, ее не с кем оставить. И я у вас всего несколько дней, не думаю, что справлюсь…

Нужно ничего не испортить, сохранить с ним отношения и рабочее место. Я говорила с виноватой интонацией, теряясь под жестким, удивленным взглядом. Наверное, я первая, кто отказывается от заграничной поездки и его постели.

— Лена, не надо, — оставив на столе портфель, он направился ко мне.

Подошел почти вплотную. От него веяло холодом — этим его парфюмом с ментолом. Пульс заколотился в горле, но я вежливо улыбалась, как хорошая сотрудница, а внутри чувствовала себя уставшей и раздавленной. Мало тебе секретарши? Отстань ты по-хорошему…

— Я абсолютно уверен, — сказал он. — Что ты справишься с чем угодно.

Утром я сделала строгую прическу — пучок, больше уместный в офисе. Мне хотелось выглядеть серьезней, что в двадцать лет непросто. Сейчас из укладки выскользнула прядь, и он отвел ее назад, на мгновение прикоснувшись к мочке уха и задержал пальцы. Я сама отклонилась, делая вид, что ничего не замечаю.

— Ты молодая, прекрасная мама. Дети дают огромный толчок вперед в карьере. Ведь когда они появляются, у нас нет другого пути, кроме победы, не так ли?

— Согласна, но… Мне не с кем оставить дочь, — напомнила я.

— У тебя есть няня. Я оплачу, получишь командировочные. Хватит ломаться, Лена, — напускная любезность сползла с лица. — Думаешь, я не понимаю, как и почему ты здесь оказалась?

С мужским превосходством он смотрел мне в глаза.

— Геннадий Александрович, вы о чем… — пролепетала я.

Меня бросило в холодный пот. Я боялась, он скажет: мы все про тебя узнали, знаем, чьей была женщиной… Но страх сразу исчез. Если бы он знал, чьей я была, никогда бы не сделал постельных намеков.

— К нам очень трудно попасть, девочка, — улыбнулся он. — Миша из кожи вон лез, чтобы протащить тебя на позицию, которой ты не соответствуешь. Не думаю, что его заинтересовала твоя мазня, я прав?

— Вы что… — начала я, щеки вспыхнули от стыда.

Он решил, я спала с арт-директором за это место. Закончить «вы что себе позволяете» не смогла: голос сорвался, я чуть не расплакалась от обиды. Я знала, что разговор будет тяжелым, но такого не ожидала.

— Теперь Миши здесь нет, сделай правильный выбор и заканчивай набивать себе цену!

Он попытался меня схватить, но я отступила. Директор надвигался, пока не припер к стене.

— Геннадий Александрович! — я ударила по рукам, но он схватил меня за ягодицы, задирая юбку, и так жадно сжал, словно дорвался до райского сада.

Я брыкнулась, от прикосновений кожа вспыхнула, словно они были кислотными. Не успела заорать: по-стариковски жестким ртом он накрыл мои губы. Попытался поцеловать меня силой, и я зажмурилась от отвращения. Противным, скользким от слюны языком, он собирался разжать мне губы. У меня перехватило горло, я мычала на одной ноте, пока не сумела его оттолкнуть.

— Вы что себе позволяете! — возмутилась я, вытирая рот.

Возможно, гендиректор ждал, я сдамся, если пойдет напролом. А мне стало так обидно и мерзко, словно мной вытерли пол.

— Я замужем! — проорала я, чтобы стереть это ощущение. Из глаз хлынули слезы. — Мой муж служил, вам ясно?!

Кричала, наплевав, что меня могут услышать в приемной, и так хотелось, чтобы это было правдой, и мой муж сломал бы ему нос. Геннадий Александрович неприятно прищурился: ему не нравилось, что на него орут.

— Ты уволена, Лена.

Ну и прекрасно! Нужно было еще утром подать заявление. Еще вчера!

Я вылетела из кабинета, и по лестнице, чтобы не ждать лифт, спустилась в отдел. В кабинете собрала сумку, проигнорировала Ксению, которая забросала меня вопросами, и вышла с каменным лицом.

Обиднее всего было за мазню.

И за чувство беспомощности, когда он силой полез целоваться и схватил за зад. За наивность, когда поверила, что с такой работой будет все хорошо. Ну что мужики за сволочи… Вытирая слезы, я спускалась по лестнице, чтобы не столкнуться с ним еще и в лифте — он собирался уходить.

В холле мы появились одновременно.

Я задержалась у ресепшен, когда открылись двери лифта. Здесь я чувствовала себя в безопасности — в холле и на крыльце полно людей. Но от стыда я прятала глаза и злилась. В отличие от него, я ничего плохого не сделала, так почему мне должно быть стыдно?

Делая вид, что не видит меня, Геннадий Александрович стремительно вышел из здания и сбежал по лестнице. Уверенный разворот плеч, идеально стриженный седой затылок — волосок к волоску, портфель в руках.

Мой взгляд в спину мог испепелить, но у него даже пиджак не помялся. Обиженные женские взгляды от таких мужиков отлетают, словно они в невидимых доспехах.

Я вышла следом и опустила глаза: меня слепило солнце, и точечный блик в окне высотки напротив.

Гад. Вот он кто. Похотливый гад!

Перед ним распахнули дверь «бентли».

Он наклонился, чтобы сесть. За секунду до того, как голова опустилась ниже уровня крыши авто, раздался хлопок, раскатистый, хоть и приглушенный городским шумом. Очень короткий. Наверное, в первый момент никто не связал этот звук с тем, как Геннадий Александрович рухнул на ступени, выронив портфель.