Все остальное прошло легко и весело. Никакого мандража и беспокойства. Глаша даже не пыталась понять, кто после Базиля вел ее в танце. Впереди ее ждал раут со Скворцовым.
— Я предпочитает более тесные объятия, — сообщила она пятому по счету партнеру.
Каменное лицо Скворцова не дрогнуло, отреагировала только рука.
— Маэстро, не так сильно! — взмолилась задыхающаяся Глаша.
Блеснули стекла темных очков. И все.
Салидо и пара Скворцов — Глазунова вошла в круг танцующих. Леонид вел уверено, в его руках Глафира чувствовала себя невесомой. И вообще — она ЧУВСТВОВАЛА. Затаенное желание любимого мужчины, едва заметную дрожь на кончиках его пальцев, сдерживаемое дыхание. Она знала, вдохни он глубже, и не удержится, танец будет закончен совсем не тем движением, каким полагалось. Что и говорить, Глаша чувствовала каждой частицей души, потому что для нее не было важно какая из химий творила сейчас свои процессы — химия танго, химия тел или даже алхимия — это Глашина родная стихия. Здесь она спец. Она — богиня химии.
Подчиняться было приятно, находиться в кольце рук и двигаться под музыку — божественно приятно, но… хотелось большего. Намного большего.
Скрипка смеялась и подталкивала к безрассудству, хотя серьезный контрабас одергивал, продолжая бесконечный бубнеж на раз-два: «Дум-дум, дум-дум».
«Не слушай!» — позвало пианино. — «Он только с виду такой серьезный!»
«Он ждет, дай ему знак!» — поддержал бандонеон и пустился спорить с контрабасом, на каждое его «дум-дум» отвечая сложной руладой.
Глашина рука, лежащая на плече партнера, скользнула вверх и плавно добралась до шеи, провела кончиками пальцев по скуле до подбородка.
Скворцов остановился.
— Боже, вы так и будете стоять? Или сделает пару медленных?
Он выдохнул и внимательно посмотрел на Глашу сквозь черноту очков.
— Ну же! Вы забыли? Шаги медленные и быстрые!
И привстав на цыпочки, прошептала в его губы:
— Шот-шот-лонг!
Уголки губ Скворцова дрогнули, поползли вверх, захват рук стал таким плотным, что Глаша и вздохнуть не смогла, даже если бы захотела, так сильно она была прижата к телу босса, поэтому следующие слова получились совсем уж шипящими.
— Ш-ш-ш-от — ш-ш-ш-от!
Поцелуй длился долго-долго.
«Лонг-лонг-лонг!» — пела скрипка.
«Шот-шот!» — отсчитывал упертый контрабас.
И только бандонеон вздохнул устало и замер в ожидании.
«Ну же!» — подтолкнуло пианино, когда поцелуй прервался, и Леонид сдернул с себя мешающиеся очки и зашвырнул их куда-то в потолок.
Новый поцелуй был встречен овациями.
«Ну же!» — напомнило нетерпеливое пианино.
И как когда-то августовской ночью, Глаша взяла своего партнера за руку и повела.
— Куда ты? — спросил улыбающийся Скворцов, но Глашу уже нельзя было остановить. Она спешила. Так сильно спешила, что едва позволила накинуть на себя шубку.
Ворвалась в ночь и закричала: — Такси!
Черная машина распахнула дверь, и Глаша не медля нырнула в ее теплое нутро, увлекая за собой Скворцова.
— Строителей — семь, дом номер двенадцать, — выпалила она обернувшемуся в удивлении водителю. Она не видела, как Леонид кивнул, и не заметила, как осторожно отчалил автомобиль от крыльца клуба, и ее совсем не удивило, откуда бы взяться такси на пешеходной улице Петипа.
Вырулив на Набережную, водитель еще раз обернулся.
— На Строителей — семь?
Скворцов, не разрывая поцелуя, махнул рукой. Медленно и бесшумно стекло отгородило целующуюся пару от водителя, разворачивающего машину совсем в другую сторону от запланированной ранее.
Глазунова хотела на Строителей — семь, значит — им туда дорога.
Когда-то в старой-старой сказке Золушка потеряла башмачок. Говорят, что неправильный перевод превратил его из мехового в хрустальный. В чем-то Глафира была похожа на ту самую Золушку. В той части, где она потеряла меховую вещь. Глазунова потеряла шубу из мексиканского тушкана. Забежала в подъезд, имея на себе лишь платье, трусы и чулки. Босоножки по-прежнему крепко обхватывали щиколотку.
И было еще одно совпадение с вечной сказкой — по следам Золушки следовал Принц. А куда бы он делся? Рука Глазуновой не дала бы и шанса сбиться со следа — она крепко держала Скворцова. Зачем создавать трудности любимому?
Лифт тоже стал свидетелем, как одетые не по погоде пассажиры грелись в объятиях друг друга.
До родной двери Глазунова добралась еще без одной части своего гардероба. Непорочная Золушка умерла бы со стыда: трусы от «Виктория Сикрет» торчали из нагрудного кармана Скворцова.
Дрожащая рука не справилась с ключами. Но они и не потребовались.
Дверь открыли родители Глафиры.
— Ой, Гладя! — мама быстро поправила волосы. — С кем это ты?
— Потом, мама, потом! — Глаша ни на минуту не хотела задерживаться.
— Это от него ты хочешь ребеночка? — бывшие полицейские такие конкретные. Особенно когда видят женский предмет в кармане мужского пиджака.
Вопрос в лоб не смутил дочь.
— Да, папа, от него!
— А как же свадьба? — ахнула мама и сжала на груди халат.
— Сначала Глашино желание, — Скворцов лишь на мгновение выпустил руку Глафиры. — Сказала, хочет ребеночка, значит, будет ребеночек.