Станцуй со мной танго [СИ]

— Орел! — резюмировал техник Вася и погладил мозолистой рукой Олежку по голове. С затаенной надеждой в голосе спросил: — И когда обмывать будем?

— Заявление подадим в субботу, плюс три месяца на подготовку: ноябрь, декабрь, январь, — «орел» начал загибать пальцы. С каждым отсчитанным месяцем краснокожий лик техника становился все скучнее и скучнее. — Значит, ко дню Святого Валентина я точно буду окольцован.

— И за полетом орла будет следить уже не Глафира Степановна, а Виктория, — закончила выступление новоявленного жениха Марина Станиславовна. — Глаша, я тебя поздравляю. Сбыла-таки с рук подопечного. Я думала, он до старости за твой подол держаться будет.

Глафира обняла Олега, послушала, как радостно бьется его сердце, даже немного всплакнула на щедро подставленной груди и уступила место другим поздравителям. Вытирать набежавшие слезы отошла к окну, поэтому была единственной, кто увидел Царя, несущегося в сторону проходной с великолепным букетом в руках.

Сердце Глаши оборвалось дважды.

Первый раз, когда осознала, что Скворцов никуда не уехал.

Второй, когда с тоской подумала, что не она та женщина, к которой он летит словно на крыльях.

Неожиданно Леонид Сергеевич свернул к лаборатории, и сердце Глафиры просто остановилось.

Распахнувшаяся настежь дверь потоком воздуха смела со столов лабораторные отчеты, погасила пламя в спиртовках и задрала подол кашляющей Магуты, показав всему отделу ее панталоны с начесом.

Улыбающийся Олежка, не выпуская из объятий очередного поздравителя, медленно обернулся к двери, отчего халат на его груди натянулся. Не выдержавшая напряжения пуговица сорвалась, тонко тренькнула о пробирку и в полной тишине оглушающе громко покатилась по загвазданному битумом полу.

— Асоль! Это за тобой! — одними губами произнес Олежка, настолько встреча двух людей напомнила ему сцену из фильма. Не хватало еще, чтобы взволнованная Глаша помахала своему не менее взволнованному Грею платочком.

Скворцов, нетерпеливым взором найдя среди дюжины синих халатов Глашу, шагнул к ней и, чуть помедлив, порывисто обнял.

Сафронов сразу узнал свой букет, который еще утром преподнес Виктории, но видя, какие эмоции полыхают на лице школьной подруги, поклялся, что скорее зашьет себе рот, чем признается, что Царь спер его цветы.

— Глафира Степановна! — выдохнул Скворцов в ее ухо. — Вы здесь!

Глаша не ответила. Она просто не могла. Тысячи фраз пчелиным роем носились в ее голове, мешая озвучить хотя бы одну из них. Все начинались с неверия, что Глафира Глазунова — та самая женщина, к которой летел Скворцов, а закончились уверенностью, что она готова расстаться с жизнью лишь бы состояние абсолютного счастья не растаяло туманной дымкой.

Через долгие пять минут Царь очнулся.

Поднял голову и огляделся, не понимая, что здесь делают все эти люди. Вернулся к широко распахнутым глазам Глафиры, вдохнул-выдохнул и сдавленным голосом, не позволяющим говорить громко, произнес:

— Товарищи! Разрешите поздравить работника нашей лаборатории Глафиру Степановну Глазунову с профессионально выполненной задачей. За отстаивание чести предприятия в деле Хакимова дирекция премирует ее поездкой на остров Хайнань.

Скворцов в подтверждение своих слов неловко подвигал рукой, в которой были скомканы листы с распечаткой электронных билетов.

Все дружно захлопали, хотя продолжали пребывать в недоумении. С каких это пор директор предприятия произносит пламенную речь, не выпуская отличника производства из своих объятий?

— Так! Всем по местам! — скомандовала Магута, и загородила своей пышной прической самое интересное — директор медленно склонялся к губам Глафиры Степановны. Химики нехотя разошлись.

— Хайнань это где? — шепотом спросил Вася. — Вьетнам, что ли?

— Чуть-чуть правее, — подсказал Сафронов.

А Скворцов не мог остановиться. Стоило ему посмотреть на Глашины губы, как неведомая сила подтолкнула к тому, о чем он мечтал с августа месяца. Если бы не Марина Станиславовна, вовремя напомнившая о существования других людей на земле, неизвестно, чем бы закончился этот сумасшедший поцелуй.

Скворцов как внезапно появился, так и внезапно скрылся. Глафира осталась стоять на том же месте, где недавно утирала слезы по Сафронову, и лишь букет и помятые билеты в ее руках служили доказательством, что все произошедшее с ней не сон.

Она смотрела вслед удаляющемуся Леониду, чьи полы расстегнутого пальто раздувал осенний ветер.

«Мои алые паруса», — заводская Асоль глупо улыбалась.

— Глашка, ты знаешь, что такое куни? — голос Сафронова стер с лица подруги улыбку. Ловко увернувшись от собственного букета, который вскользь хлестнул по спине, а не по физиономии, Олежка театрально свел брови к переносице. — Я всегда знал, что ты развратная девчонка. Жаль, что на собственном опыте проверить не смогу. Отныне я занят-с. Упустила ты свое счастье, Глафира Степановна.

Глаша снова замахнулась. Сафронов сделал шаг в сторону и спрятался за склабящимся Василием.

— А я совершенно свободен, — техник с готовностью раскрыл объятия. — И являюсь супер-мастером по куни.