- Вот именно, что почти в двенадцать. Если точнее, то без пятнадцати двенадцать. А теперь по ночам стали проезжать. И много! А обратно не возвращаются... И утром не проезжают. Которую ночь слушаю стук колес.
Мишка снял очки. Вокруг глаз остались смешные следы, словно нарисованные циркулем.
- Интересное дело. Я ничего не слышу, хоть и сплю чутко. А тебе не приснилось?
- Нет конечно. Ну что я, по-твоему, дурак, что ли?
Тин рассмеялся.
- А вдруг стал? Как твой друг смотритель.
Я не улыбнулся.
- Тин, не разбрасывайся словами.
- А чего?
- А ничего, - резко сказал я. - Странно это все.
- Согласен.
Я сел на кожаное сиденье комбайна и посмотрел на друга.
- Ты мне веришь?
- Верю... Но сам не слышал. И папка не слышал. У него ж знакомый на железной дороге работает. Да и деревня бы сказала чего, или ты думаешь, что только около вас гремят эти электрички?
Я начинал злиться.
- Нет, но ты разве не видишь, что с жителями? Да тут если в лесах война начнется, они так и будут ходить, уставившись в пол, как зомби! Как будто сам не понимаешь.
Наверное, Тин осознал, что его недоверие меня задело. Он сел рядом.
- Не будем ссориться. Ты про торт говорил? Вот и пошли. Заодно Людмила Сергеевна нас рассудит, раз тебе мало слова отца.
- Все-таки не веришь...
Тин не дал мне закончить.
- Нет! Я не об этом. Вдруг она что-то знает?
- Ну давай попробуем.
Каждый год мы ввязывались в какую-нибудь передрягу, которая захватывала нас с головой, да так, что лето проходило совсем незаметно, но интересно.
Приключений хватало. Но все они заканчивались. Дела были увлекательными, но простыми, объяснимыми: куда пропадают собаки, кто ворует с кладбища конфеты... Не составляло труда пройти по пути разгадки от начала и до конца, разрешая все непонятности. Назвать приключением то, что случилось в том злополучном году, я не могу до сих пор. Посчитать все это интересным? Нет, спасибо. Здесь уже не до азарта, не до мальчишеского задора и элемента игры... Все было куда серьезнее.
На сей раз, чтобы решить загадку, нам предстояло приложить кучу усилий: собрать информацию по крупицам, воспользоваться чужой помощью, анализировать, наблюдать, додумывать и полагаться "на авось".
Нам повезло - Людмила Сергеевна была дома и как раз готовила "графские развалины". Наверное, повезло и ей, ведь она нашла, кого можно угостить. В нынешней ситуации найти подходящих кандидатур было затруднительно. Обрадовавшись, тетя Лены разговорилась, но, к нашему сожалению, твердила вовсе не о Дымчатой. Целых полчаса мы слушали, как она модернизировала рецепт торта, чтобы он был еще вкуснее, и сегодня, по ее словам, удалось сделать идеальное блюдо. Привычка говорить много и, скажем, не совсем по делу появилась у нее недавно. Возможно, в силу возраста. Или одиночества.
- Простите... - Тин кое-как влез в паузу между тягучими монологами. - А вы по ночам ничего не слышите?
- Да нет, - тут же ответила Людмила Сергеевна, одаривая свой торт взглядом, полным нескончаемой любви.
- Наверное, спите, - сказал я, понимая, что ловить здесь нечего.
- Вовсе нет! Наоборот, по ночам я выхожу во двор и иду в сарай за яйцами. Это, кстати, тоже входит в идеальность рецепта. Заметили, какой чудесный вкус?
- Да, очень заметили! - важно кивнул Тин. - Так это, Людмила Сергеевна, а совсем не слышите?
- Например, поезда, - как бы невзначай добавил я.
Людмила Сергеевна, наконец, оторвалась от созерцания торта и посмотрела на нас, как на дураков.
- Откуда ж им, если последний уходит без пятнадцати двенадцать?
Я чувствовал, что проигрываю. Все шло к тому, что считать меня сумасшедшим будет не только лучший друг, но и тетя моей подруги.
- То есть, совсем-совсем ничего? - теряя надежду, спросил я.
- Ну конечно, Саш!
- Ладно... - пробубнил я и подставил тарелку под огромный кусок торта.
***
- Мда, - сказал я, когда мы вышли на улицу.
- Но я верю тебе, Оул.
- Спасибо. Мне это важно.
"Ни за что и никогда!" - горячо возразил я, но вслух почему-то сказал совсем другое:
- Что-то я уже сам начинаю сомневаться в себе...