Бабушка, которая всегда выглядела опрятно и следила за внешним видом, была чужой. На голове образовался хаотичный клубок спутанных грязных волос. Где-то они сбились в сальные сосульки, где-то топорщились седой паутиной. Грязный халат в пятнах от еды. На воротнике - засохший кусочек моркови. Лицо, некогда пышущее здоровьем и бодростью, осунулось и походило на плохой макет маски. Меня бросило в дрожь.
- Ро-ро... Мои дорогие ро-ро. Что же с вами стало...
Я стоял и смотрел на них. И с каждой секундой подмечал неприятные детали. Нестриженые ногти, углубившиеся морщины, все больше новых грязных пятен на одежде. Я не мог винить тетю Дашу - они с Людмилой Сергеевной стали няньками Дымчатой. То, что выпало на их долю, никак не лучше и ни на йоту не легче моих обязанностей.
- Ну что, - я подошел к ро-ро, встав между ними и телевизором. - Сегодня я, возможно, спасу вас. Возможно, и нет. Я не пришел прощаться. Так, проведать вас. Интересно, слышите ли вы меня?
Со стороны я напоминал себе персонажа фильмов, который приходит к родственнику, находящемуся в коме, и разговаривает с ним. Реакция была похожей.
- В общем, я люблю вас. Бабушка, дед, я всегда смотрел на вас. И не забуду при любом раскладе.
Сжало сердце.
- Ну... Пока, что ли?
Я подошел к ним и положил руки им на плечо.
- Пока.
Уже на крыльце я замер и повернулся к дому.
- Не знаю, теть Даш, увидимся или нет, но спасибо вам за помощь.
И ушел.
После визита к тете Даше я испытал странное желание обойти всех знакомых, зайти к Людмиле Сергеевне, к Тину, Ивану... А если совсем по-честному, то хотелось попрощаться. И в первую очередь - с Леной. Когда проехала электричка, идущая в сторону Сосновки, я с трудом переборол желание запрыгнуть в вагон.
А мириться я не хотел. И не собирался.
***
Вечером похолодало. Я натопил сторожку жарче обычного, но так и не мог согреться. Сидел себе в свитере и трясся. Может, от нервов. Тревожно лаяли собаки. Стемнело тоже раньше обычного.
Я нервничал. После дневного заявления Тумана все казалось слишком подозрительным. Я притворил окно и задернул занавески, заметив, что над Дымчатой тяжелело свинцовое небо.
Одеяло не спасало, горячее какао - тоже. На книги словно поставили блок. Читать не хотелось. Чем же заниматься в деревне, если не читать? Вот так просто сидеть и ждать наступления следующего дня. Точнее, ночи. Таинственной и неизвестной. Внезапно дошло, что последнюю неделю я встречал ночь с мыслью, что она может стать последней. И почему-то не переживал.
После разговора с Туманом желание спасти Дымчатую, уберечь ее и сделать прежней плавно перетекло из обязанности в мечту.
А в голове было много всего. Настоящая каша. И третий пункт из того самого списка, который я боялся потерять больше всего на свете. От одной только мысли об утрате этой мечты по коже пробежал мороз.
- Что ж так холодно! - недовольно сказал я и обомлел.
Изо рта вырвалось облачко пара. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Дыхание участилось. Вскоре вся сторожка заполнилась паром. Стало страшно. Очень.
Где-то несчастно завыла собака. Потом зарычала другая. И еще одна. И еще.
ШАГИ ПОД ОКНАМИ.
Я всмотрелся, но ничего не увидел. Огонь в печке почти погас. Рычали совсем близко. Вокруг сторожки кто-то неторопливо ходил.
На негнущихся ногах я прошел к печке и схватил кочергу, а потом приблизился к порогу и надел кроссовки. Как жаль, что в двери не было глазка. Он был нужен как никогда.
Я опустил ладонь на ручку, но тут же отдернул ее. Обожгло холодом. В полумраке я с трудом заметил, что дверная ручка покрылась ледяной коркой. Висящие на поясе пружины сковал иней. Металлические коробочки на браслетах Тина - тоже. Пальцы, сжимающие кочергу, начинало покалывать.
Ступая как можно тише, я подошел к двери и...
Дверь отворилась сама. На пороге стоял Едок. Перед тем как он меня ударил, я успел заметить сгусток мечты внутри него.