Становление Киоши

Ходили слухи, что легендарная дружба между товарищами Аватара Курука угасла. Особенно между Цзянжу и Кельсангом. За годы после смерти Курука, если верить слухам, Цзянжу накопил богатство и влияние, которое было не свойственным для мудреца, обязанного посвящать жизнь помощи перерождению Курука. Мастера магии прибывали в дом, чтобы увидеть его, а не Аватара, и указы, которые обычно делались Королем Земли, носили печать Цзянжу. Кельсанг не одобрял такие действия, жажду власти, и его могли вовсе прогнать.

Киоши плохо разбиралась в политике, но переживала из-за растущей бреши между двумя мастерами. Это было плохо для Аватара. Юн восхищался Кельсангом почти так же сильно, как она, но был верен мудрецу земли, нашедшему его.

Отвлекшись на мысли, она не заметила облачко муки, взлетевшее со стола и ударившее ее по лбу. Белая пыль мешала видеть. Она посмотрела, щурясь, на Кельсанга, который не пытался скрыть вторую атаку, кружащуюся в вихре воздуха над его ладонью.

— Это был не я, — сказал он. — А другой маг воздуха.

Киоши рассмеялась и поймала комок муки в воздухе. Он взорвался между ее пальцев.

— Хватит. Тетя Муи выбросит нас отсюда.

— Тогда хватит переживать за меня, — сказал он, прочитав ее мысли. — Не так плохо, если я возьму перерыв от дел Аватара. Я могу провести время с тобой. Нам нужно отправиться вдвоем в отпуск, может, посмотреть священные места воздушных кочевников.

Она была бы этому очень рада. Она все реже бывала в обществе Кельсанга, ведь Аватар и его наставники погружались глубже в беспорядок проблем мира. Но, хоть ее работа была намного ниже, она все равно должна была появляться каждый день.

— Я не могу, — сказала Киоши. — У меня работа, — в будущем будет время на путешествия с Кельсангом.

Он закатил глаза.

— Ха. Я не видел никого, кто так не любил веселиться, со времен старого настоятеля Дорже, который был против фруктовых пирогов, — он бросил в нее еще комок муки, и она не успела отодвинуться.

— Я умею веселиться! — возмущенно прошептала Киоши, вытирая нос запястьем.

Тетя Муи во главе столов, где резали овощи, свистнула, прерывая их спор.

— Время поэзии! — сказала она.

Все застонали. Она всегда пыталась привить высокую культуру работникам, или хотя бы представление о ней.

— Ли! — сказала она, выделив неудачливого слугу со сковородой. — Ты начнешь.

Бедный помощник повара запинался, пытаясь продолжать работу и считать слоги.

— Эм… по-го-да хо-ро-ша, солн-це све-тит с не-ба, и пти-цы по-ют… хо-ро-шо?

Тетя Муи скривилась, словно выпила лимонного сока.

— Это было ужасно! Где ритм? Симметрия? Рифма?

Ли вскинул руки. Ему платили за жарку, а не за выступления в Верхнем кольце Ба Синг Се.

— Кто-нибудь может дать нам сносный куплет? — спросила тетя Муи. Желающих не было.

— Щеки мои словно спелые плоды, — вдруг заговорил Кельсанг. — Они дрожат, как листья на ветру. Я ярко краснею при виде кровати, и вздрагиваю от звука рожка.

Все рассмеялись. Он произнес известную хоровую песню матросов и работников в поле, где слова можно было менять под объект симпатии. Остальные должны были угадать, кому ты пел, и простая песня делала скучный труд приятнее.

— Брат Кельсанг! — возмутилась тетя Муи — Они же примут это как пример!

Благодаря ему все уже резали, мяли и терли под бодрую мелодию. Было нормально шалить, если монах сделал это первым.

— У меня нос, как у лани. Бегу я как лист на ветру, — сказал Ли, и это было лучше, чем его хайку. — Мои руки худы, как и талия. Я не знаю ничего про родню.

— Мирай! — закричала девушка, моющая посуду. — Он влюбился в дочь торговца зеленью! — все вопили поверх протестов Ли, считая ее хорошей парой для него. Порой зрителям не было важно, угадали они или нет.

— Теперь Киоши! — сказал кто-то. — Ее тут обычно нет, так что послушаем!

Киоши этого не ожидала. Обычно ее не включали в игры работников. Она поймала взгляд Кельсанга и увидела там вызов.

«Умеешь веселиться? Докажи».

Она не успела остановиться, мелодия подхватила ее.

— У меня два ножа из бронзы, и они пронзают до души. Они манят тебя, обещая грехи, как зовет уголек мотылька.

Кухня гремела. Тетя Муи недовольно цокнула.

— Дальше, шалунья! — закричал Ли, радуясь, что от него отвлеклись.

Она даже вызвала любопытство во взгляде Кельсанга, как и искру узнавания, он понимал, кого она описывала. Киоши знала, что это не было возможно, ведь она произносила слова, приходящие в голову. Она стучала по тесту на столе, создавая свой ритм.

— Мои волосы как беззвездная ночь, прилипают к губам при улыбке. Я сплету их с твоими, и мы уплывем в корабле, сердец наших касаясь.