Стамбульское решение

Он увидел свой шанс и воспользовался им. Схватив снегоступ за край, он резко замахнулся, целясь ей в голову. Она отстранилась, но он коснулся пистолета и отбил его в сторону. Он выстрелил, попав в ствол ближайшего дерева.

Она упала назад, и он упал на нее, отчаянно пытаясь схватить пистолет, прежде чем она смогла снова направить его на него. К сожалению, она была правшой, а его правая рука была единственной рукой Картера. Он был вынужден дотянуться до нее, в результате чего ее левая рука оставалась открытой, чтобы царапать, тянуть и бить.

Ему наконец удалось схватить ее запястье, но она оказалась намного сильнее, чем он предполагал. Хотя он мог помешать ей повернуть его к себе, он не мог заставить ее уронить его, независимо от того, какое давление он оказывал. Она внезапно оторвала ногу и резко ударила его.

Поток тошнотворной боли хлынул из его кишечника, мир закружился, а живот вывернулся наизнанку. Сила улетучилась из его рук, и он почувствовал, как пистолет выскользнул из его рук.

В отчаянии он понял, что у него есть только один выход. Он устроился на ней сверху, молясь, чтобы она была больше заинтересована в том, чтобы убить его из пистолета, чем в попытке снова отбить ему яйца.

Она приглушенно кричала в его куртку. Он все еще возился с пистолетом, хотя и потерял его из виду. Затем он нашел его, прижатого к груди, когда он разрядился с приглушенным хлопком между ними.

Он лежал и гадал, ударили ли его и насколько сильно. Откуда ему знать, если волны агонии пробегают по его позвоночнику и доходят до всех пальцев рук и ног? Потом он понял, что Татьяна не двигалась, не двигалась и тоже не дышала.

Он оторвался от нее. Пистолет с жемчужной рукоятью лежал у нее на груди, и из ее пальто сочилось растущее пятно крови. Он предположил, что пуля попала прямо в ее сердце, она умерла так быстро.

Он неуверенно поднялся на ноги, откинулся на камень, на котором сидел, чтобы не потерять сознание.

Кобелев был в часе ходьбы от поезда. У него не было снегоступов, и он, вероятно, тащил Синтию, которая изо всех сил старалась его замедлить. Тем не менее, Картер не сможет его догнать. Только чудо могло вернуть его туда вовремя.

В животе у него закрутился спазм, и его беспокойство о Кобелеве, напряжение, которое он чувствовал перед прицелом Татьяны, и булочки, которые он ел вместе с Робертой в поезде, все оказались в дымящейся луже перед ним. Когда это прошло, он вытер рот, умыл лицо снегом и сказал себе, что чувствует себя лучше, даже если не был уверен, что это правда.

Он подошел, взял пистолет из рук Татьяны и сунул его в карман пальто. Затем он постоял на мгновение, глядя на монаха, который отдал свою жизнь, чтобы устроить это маленькое свидание.

Что Кобелев пообещал ему, что стоило покончить с собой? - подумал Картер.

Он нашел свою своенравный снегоступ и наклонился, чтобы его пристегнуть. Затем он посмотрел на длинную цепочку отпечатков снегоступов, которая начиналась на вершине холма и простиралась более чем на десять миль до железной дороги и Восточного экспресса. Он никак не мог преодолеть все это расстояние меньше чем за час.

Затем он задумался, что бы произошло, если бы Татьяна убила его, как планировалось? Она определенно не собиралась идти пешком, чтобы встретить отца. И он не собирался забирать ее поездом. Нигде не было никаких следов железной дороги.

С предчувствием он обошел территорию вокруг большого камня, который теперь служил надгробием. На западной стороне тропы, примерно в ста футах, он наткнулся на линию частично вычищенных следов. Он последовал за ними к паре беговых лыж за деревом. Монах, видимо, припрятал их здесь для Татьяны, прежде чем вышиб себе мозги.

Они были размером с женщину. Следовательно, сапоги, к ним, были безнадежно маленькими. Но крепления можно было отрегулировать вокруг его собственных зимних ботинок, и через несколько минут он одной рукой пробивался к вершине холма.

На мгновение он постоял на гребне, рассматривая просторное снежное пространство, раскинувшееся перед ним, затем с толчком вытолкнул себя на гору, сначала отталкиваясь ногой, чтобы набрать скорость, затем свернувшись в аэродинамически эффективную позицию «яйца» для минимального сопротивления ветру. «Это хорошо, - подумал он, - никогда не разучишься кататься на лыжах».

* * *