Глаза женщины приняли мечтательное выражение; напряженное лицо расслабилось. Визуализатор расцвел смутными фигурами; эмпатический эманатор начал проецировать сохранившиеся в ее памяти образы напрямую в разум Аандреда.
…с опушки леса доносится приглушенный шум. Грохот, затем появляется кошмарная фигура, слишком ужасная, чтобы ее можно было понять. Это чудовищный человек на огромном черном коне… глаза коня исторгают желтый огонь. Джебаум стреляет из своего арбалета; с режущим слух звуком чудовище ревет и топчет в месиво Джебаума. Убей, убей его, ненавистную тварь, кипит красная, как кровь, ярость. Удар, ее хватают, подняли, вид сверху еще ужасней. Бестии, напоминающие скелеты собак сверкают в ночи металлическими телами, мечутся по поляне с нечеловеческой энергией, челюсти оскалены, глаза пылают, как угли…
Аандред отвернулся, а Дроам раздраженно хмыкнул и стукнул по сенсорной панели.
– Ты был эффективен, Охотник, – сказал он. – Но сейчас меня интересует не это.
Дроам пробежался пальцами по сенсорам, узор замерцал, сдвинулся.
…теплый, сладкий аромат материнской груди. Обзор настолько золотисто-светел, настолько узок и расплывчат, что безошибочно принадлежит очень маленькому ребенку. Ласка материнской руки, мягкое бормотание, прикосновение солнечного света к новой коже. Гортанный смех…
Дроам попытался вновь.
…летняя ночь, насыщенная запахом моря. Темный берег, поодаль горят небольшие праздничные костры. Бег по белым дюнам, по пятам за ней гонится Мондо. Его руки, когда он поймал ее, такие твердые от работы с сетями, сейчас нежно прикасаются к ней. Его дыхание, пряное от вина и желания. Стук ее сердца, когда он уложил ее на свой изодранный плащ, жар, вспыхнувший, когда они соприкоснулись, кожа к коже, по всей длине тела…
У Аандреда не было сердца, которое могло бы встрепенуться, но он почувствовал натиск какого-то сильного непонятного чувства, рвущегося изнутри, отчаянно пытающегося освободиться. Он закрыл глаза, и сжав кулаки, дождался, пока неизвестное ощущение не ослабло. Дроам ничего не заметил. Прекрасный лик был искажен разочарованием.
– Бесполезно, безрезультатно… Я не захватываю ничего, кроме тангенциальной глубокой памяти. Ничего недавнего, кроме ее поимки; какая-то травма у нее мешает мне. Что с ней не так?
Аандред посмотрел на Дроама взглядом, полным усталого изумления.
– Что же это может быть? Вот загадка! Подождите, мне пришла в голову мысль – вероятно, глупая – а не может ли тут быть какая-нибудь связь с тем фактом, что я убил шестерых ее друзей час назад?
Дроам окинул его долгим, холодным взглядом.
– Ты опасно потакаешь своему чувству юмора, Охотник.
Недоумение испарилось, оставив лишь усталость: – Мои извинения.
– Но, в общем ты прав, – сказал Дроам. – Ей нужно время, чтобы восстановить свои способности. Я поручаю тебе приглядеть за ней. Очисти ее от паразитов, накорми, напои и проследи, чтобы ей не причинили вреда.
– Где
Но Дроам сам отверг его предложение:
– Держи ее на псарне; что, у тебя не найдется одного пустого загона? Что касается Гранат и других слуг – боюсь, они стали немного странными за эти годы бездействия. Когда мы снова откроемся, мне, по всей видимости, придется заменить их свежими воплощенными. Кроме того, Копательница – пленная, а не гость.
Тело Дроама застыло; свет погас в его восхитительных глазах. Аандред извлек потерявшую сознание женщину из кресла зонда. Голова у нее запрокинулась, руки безвольно повисли, а губы приобрели синеватый оттенок. Непонятно почему, но его охватил внезапный страх, что она мертва – иногда гости не выдерживали допроса Дроама. Он поднес ее поближе. Дыхание овевало его поврежденную щеку; он уловил пульс у основания ее горла. Успокоившись, Аандред вышел к ожидающим его собакам.
ПСАРНЯ ПРЕДСТАВЛЯЛА собой большой общий зал с индивидуальными загонами для собак вдоль одной длинной стены и входной дверью в маленькую, пустую квартирку Аандреда – с другой. Стены из необработанного гранита, без окон, но хорошо освещенные потолочными световыми трубками. В конце стоял вместительный ремонтный стол и комплект диагностического оборудования.
Он принес женщину в свое жилище и уложил в стенную нишу, в которой он лежал, бездействуя, в неактивное время, а затем запер собак в их загонах.
Аандред размышлял. Как ее искупать? В помещениях для персонала замка не было никаких удобств для людей; Аандред смыл пыль своей поездки под струей обогащенного смазкой растворителя. Он уже почти решил оставить ее такой, какая она есть, но инструкции Дроама были однозначными.
В конце концов он перенес ее на уровень, где когда-то содержались живые проститутки, предназначавшиеся для тех гостей, которым религия или предрассудки запрещали совокупляться с воплощенными замка. Шлюх уже четыреста лет как не было, а из кранов по-прежнему текли чистая вода и питательный бульон.