Стальной лабиринт

— А зачем мне врать? С вопросами, которые я решаю, справилась бы и практикантка со второго курса! Вот взять хотя бы сегодняшний день… С утра оформляла страховку на рядового Каменкова. У него-то стандартный пакет есть. А он хотел нестандартный. Чтобы обязательно было среди оплачиваемых опасностей «прямое попадание метеорита». Он, дескать, прочитал, что здесь, на Грозном, часто падают на землю всякие посторонние космические тела… Я его спрашиваю так вот строго: «Рядовой, вы вообще просчитали вероятность такого события? Ведь вам за это придется платить из своего кармана, в стандартный пакет метеориты не входят!»

— А он?

— А он говорит: «Ничего не хочу считать, хочу страховку от метеорита, и все тут!» Или второй посетитель за сегодня, фамилия Плакса. Зовут Владимир. У него ипотека. Он развелся с женой, которая после курса лечения гормонами какого-то кожного заболевания осознала, что ей не нужен муж, потому что она по своему призванию — солосексуалка. Муж в шоке. Но суд решил: имеет право, солосексуалы — тоже люди. Теперь им надо делить квартиру, которая за эти два года на пятнадцать процентов подешевела. Соответственно, выплаты по ипотеке тоже надо как-то делить, устраивать свою жизнь по отдельности…

— Но это ведь имущественный вопрос? Про квартиру?

— Да, имущественный. Но еще и юридический… В общем, я должна дать товарищу Плаксе Вэ Вэ справку, а еще — бесплатную консультацию: что и кому из них двоих с его альтернативно-сексуальной женой полагается в соответствии с новейшими поправками к действующему законодательству… А еще на мне в штабе висит прием на работу гражданского персонала — кухня, склады, уборка. Объясняю каждому будущему оператору посудомоечной машины, который на полставки собирается трудиться, что звание полковника ему вряд ли присвоят. По крайней мере, в первый год работы…

Нинина манера говорить смешные вещи, не меняясь в лице, еще со времен их самого раннего (когда Кеша учился в старших классах) знакомства вызывала в Растове кипучее восхищение.

Он даже еле слышно хрюкнул от удовольствия — услышав про «звание полковника». Ведь сам он так, как Нина, не умел…

— Но когда ты училась на юрфаке, разве ожидала чего-то другого? — спросил Константин.

— Я, честно говоря, была такая легкомысленная и забалованная дура, что вообще всерьез не ожидала, что мне когда-нибудь по полученной специальности придется работать. Любила по полдня лежать в ванной с миндальной пеной, полировать пятку жужжалкой… А вечером чтобы в театр, на балет… Или в клуб какой-нибудь с друзьями закатиться. Танцы, пиво, разговоры с ментоловыми сигаретами, от волнения ломающимися в руках… Во время сессии у меня, конечно, начинались проблемы. Что получалось сдать нахрапом, методом лихорадочной предэкзаменационной зубрежки, я сдавала. А что не получалось… То перефутболивала на следующий семестр. Ну а когда что-то, как уголовный кодекс, перефутболить не получалось, я звонила папе… Тогда папа с багровой шеей очень сердитого мужчины клал в портфель дорогой коньяк и ехал ко мне в институт «решать вопросы»…

— Получается, ты жалеешь теперь, что была такая разгильдяйка? — удивился Растов.

— Ничего похожего на «жалею»! Даже того немногого, что в итоге знаю я, патентованная прогульщица, для здешних мест — предостаточно. Просто у меня такое чувство, что я поступила на юрфак не для себя самой, а чтобы мои родители были довольны, они ведь меня страшно прессовали… А вот чтобы быть довольной самой — для этого я не сделала, считай, ничего. И это ошеломляющий своей гнусностью парадокс!

— Какие твои годы? Захочешь, так еще где-нибудь поучишься… Чисто для своего удовольствия.

— Только не смейся, Костя, но я лишь сегодня утром вдруг ощутила, что можно было бы получить какую-нибудь другую специальность. Которая по-настоящему радовала бы меня такую, какая я на самом деле внутри себя есть.

— Почему только сегодня утром? — Озабоченная складка залегла между густых бровей Растова.

— Ну почему-почему… — Нина засмущалась. — Вся эта история с Иваном Сергеевичем… Вся эта история с Альбертом… Меня изранили. У меня там до сих пор все гноится — ну, там, где мягко, где душа… У меня вообще было такое чувство, что жизнь — она все, прошла. И только сегодня утром это чувство, оно… как будто потускнело чуточку.

— Правда, что ли? Только сегодня утром? — неподдельно ужаснулся Растов. Он-то свои разрывы пережил подозрительно легко.

— Да, — в глазах у военюриста стояли слезы.

— Послушай… Но как он вообще, этот растригребучий Сергеич, умудрился так тебя… допечь? Сколько ему лет-то было? — спросил Растов сердито и даже задиристо.