Сталкеры времени

Мы вошли в кабак. При огне сальных огарков и глиняной плошки с жиром, дававшей тусклый неровный свет, за длинным столом слева мы увидели троих питухов да двух женок.

– Благословенна трапеза сия – мир вам! – мы перекрестились на образок, висящий над стойкой. Несмотря на горящую лампаду, лика святого из-за копоти было не разобрать. Целовальник за стойкой, разбойного вида бородатый дядька, покосился на нашу одежду, но ничего не сказал. Питухи покивали нам в ответ и снова занялись своим разговором и питьем. Только пьяные жёнки с интересом посмотрели на нас. Молодая хотела подняться, но старая её удержала.

Огляделись. Всё в питейной избе сумрачно: стены, потолок в густой саже, сруб избы курной. Большое дымовое окно вверху выдвинуто, из него на питейные столы, падают скупые лучи тусклого дня. Боковые стены слабо подсвечиваются факелами. Подошли к стойке, поздоровались с целовальником. Заказали по плошке постных щей, калач и ендову меду с водкой.

– Гони два алтына, – кабатчик был не разговорчив. Зверская рожа, весь до глаз зарос черной щетиной. Глаз недобрый, с прищуром. Расплатившись и забрав своё, мы ушли в дальний угол избы.

Выхлебав деревянными ложками щи, мы приложились к ендове с медом. В это время дверь кабака раскрылась, и в кабак завалила ватага нищих. Всего убогих было семь человек. Одеты они были в пеньковые драные кафтаны и дерюги, подпоясаны лыком. На ногах липовые лапти и онучи. Грязные, вымазанные сажей, лица и одежда.

– Эй, убогие! Убирайтесь отсель – тут вам не божедомный двор! – целовальник замахал на убогих грязной тряпкой.

– Пошто лаешься, поилец, мы чай в кабак с деньгой пришли – седобородый мужик, и видать, старшой ватаги, подошел к стойке и бросил на неё серебряный полтинник.

Увидев серебро и попробовав его зубом, кабатчик смолк. Нищие заказали всякой снеди, водки и стали рассаживаться за центральным столом. Мне стало не интересно, и я отвернулся от нищих. Я потянулся за мёдом, однако Сергей придержал мою руку.

– Паша, а калики перехожие не такие уж и убогие, как кажутся, – зашептал мне Сергей, перегнувшись через стол, – У одного под дерюгой короткая панцирная кольчужка с медным подзором, а у другого шестопер в тряпицу завернут.

Я медленно развернулся, так как сидел спиной к нищим, и бросил ленивый скользящий взгляд. Точно, лихие люди! Только рядятся под убогих. Тут дверь кабака вновь открылась, и в кабак вошли пятеро служивых. Видно было, что это не солдаты, а ярыги. Похватав со стола еду и выпивку нищих, стали с матюгами гнать самих нищих пинками и взашей из-за стола. Нищие ворчали, но не противились. Кто успел что со своего стола схватить, а кто нет. Все поплелись к нашему столу.

– Отец Павел, вот она наша птица Сирин! – Сергей подмигнул мне и, поднявшись, пошел к стойке. Я с недоумением наблюдал за ним. Сергей вернулся с ковшом водки.

– Пейте, божьи детушки. Эти ироды, человека ниже себя за собаку чтут. Чтоб им, волкам, та водка колом в горле стала, – Сергей пустил ковш по кругу. Нищие одобрительно загудели. Потом Сергей подсел ко мне и зашептал на ухо:

– Паша, сейчас я пойду к бармену, начну фарцевать книгой. Купит, не купит – без разницы. Я начну бузить! Зацеплю легавых, начнется драка. Ты меня подстрахуешь. Потом книгу бросим и будем рвать когти.

– Серый, перестань косячить! Подбирай слова, ты нас засветишь! – зашипел я на Сергея.

– Пустое то, отец Павел, – сказал Сергей в голос, и уже тише, – ИМХО, наш язык для них – яко тарабарщина. Ну, так как?

– А, давай! С нами крестная сила! – я перекрестил Сергея. – Ни пуха …

– Пошел ты к черту, отец Павел, со своим крестным знаменьем! – шепотом отозвался Сергей.

Сергей под лавкой вынул из сумы книгу и засунул её за пазуху. Ряса топорщилась. Еще бы, размером книга была с добрый кейс. Кожаный переплет сверху был кован медью. Обложка украшена узорочьем и мелким жемчугом. Застежка из черненого серебра. А весу в книге – полпуда, не меньше.

Сергей подошел к стойке и стал показывать книгу целовальнику. Из-за гомона ярыг, их разговора я не слышал. Только смотрю, Сергей с кабатчиком завозились – стараются перетянуть книгу через стойку каждый к себе.

– Эй, служивые, ратуйте! Хватай его – это тать, грабёжник! – заорал целовальник.