«Сталинский питомец» — Николай Ежов

С этой точки зрения Ежов и сам был настроен против подготовки нового публичного процесса и, возможно, он оказал влияние на решение Вышинского о недостаточности материалов для процесса против Бухарина и Рыкова, опубликованное 10 сентября^{270}.

Хотя Ежов не был первым, кто привлек внимание Сталина к правым — Ягода тоже сделал это — у Ежова было преимущество, состоявшее в улавливании настроения Сталина и понимании того, чего тот хочет именно в данный момент, и как именно надо действовать в соответствии с этим. Действия Ягоды против Бухарина и Рыкова не были подкреплены никакими доказательствами, и ему пришлось отступить. Возможно, Сталин объяснил ему, как надо действовать. Позднее, в сентябре, Ягода начал собирать обвинительный материал, получая его на допросах рядовых правых. В нем содержались упоминания о террористических группах правых, а также о Бухарине и Рыкове. Эти материалы он посылал Сталину. Чем больше становилось такого материала от рядовых арестованных, тем труднее было лидерам правых опровергать его, и тем более вероятным становилось их преследование. Такой способ действий не был изобретением Ежова, как это часто предполагают, он просто продолжил это в своей новой должности наркома.

Вскоре обвинения против правых стали достоянием общественности. 4 декабря 1936 года на пленуме ЦК Ежов обвинил их в том, что им было известно о планах троцкистско-зиновьевского блока по покушению на Сталина и других, и что они одобряли эти планы. Они даже «немедленно возглавили террористические группы». Однако Сталин в своем заключительном слове признал, что нет прямых указаний на принадлежность Бухарина и Рыкова к террористический группе. ЦК вынес решение провести проверку и отложить окончательное решение до следующего пленума^{271}.

Пока дело против правых еще не завершилось, состоялся второй большой московский показательный процесс, названный процессом «параллельного антисоветского троцкистского центра» против Пятакова, Радека, Сокольникова и других. На декабрьском (1936) пленуме Ежов доложил, что раскрыт новый «заговор» с их участием, и что ЦК исключил Пятакова и Сокольникова из партии за тесные связи с троцкистскими и зиновьевскими террористическими группами^{272}. Процесс был проведен с 23 по 30 января 1937 года и с момента предъявления обвинения до вынесения смертного приговора был непосредственно срежиссирован Сталиным и Ежовым^{273}. 13 января, когда Радеку была устроена очная ставка с Бухариным, Ежов руководил проведением допроса, в котором участвовали также Сталин и другие члены Политбюро^{274}. За три дня до окончания процесса Ежову было присвоено звание Генерального Комиссара госбезопасности, которое соответствовало званию Маршала Советского Союза в армии^{275}.

Печально известный февральско-мартовский (1937) пленум ЦК ВКП(б) дал мощный импульс репрессиям против партийно-хозяйственного аппарата. Весь смысл и докладов и выступлений в прениях заключался в том, что страна, оказывается, наводнена шпионами, диверсантами и вредителями, пролезшими на самые высокие посты. Пленум начал работу 23 февраля и сразу заслушал доклад Ежова о деле Бухарина и Рыкова. Их и других правых обвинили в том, что с начала 1930-х годов они намеревались силой захватить власть и фактически образовали блок с троцкистами, зиновьевцами и другими антисоветскими партиями. По его словам, они встали на путь террора и сотрудничества с зарубежными фашистами. Когда Бухарин отказался признаться в этом, Ежов потребовал, чтобы его и Рыкова исключили из партии, предали суду и приговорили к высшей мере наказания. Некоторые из участников пленума сочли это слишком суровым, и по предложению Сталина ЦК принял решение о передаче их дела в НКВД. Бухарин и Рыков были тут же арестованы^{276}. Пленум продолжил работу и 2 марта заслушал второй доклад Ежова «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов». Ежов говорил о недостатке бдительности и о том, что даже в НКВД выявляются засевшие там враги^{277}. Накануне пленума был арестован бывший начальник секретно-политического отдела ГУГБ Молчанов, и Ежов немало говорил о его «предательской» роли и о покровительстве ему со стороны Ягоды.