Сталинский неонеп

Вопреки своей внешней «монолитности», партия в её тогдашнем составе не могла служить надёжной и устойчивой опорой Сталина. Это касалось даже высших слоёв бюрократии, личные качества которой не соответствовали той функциональной роли, которую ей предназначал Сталин,— обеспечению успешного завершения антибольшевистского переворота, начатого в 20-х годах ликвидацией легальной внутрипартийной оппозиции. Руководящее ядро партии в центре и на местах по-прежнему состояло преимущественно из старых большевиков, в значительной своей части сохранявших незамутнённое представление о коммунистических идеалах и подлинном содержании марксистского мировоззрения. «Этих стариков, проведших лучшие годы своей жизни в царских тюрьмах или в ссылке,— писал А. Орлов,— Сталин не мог надеяться подкупить. Правда, немногие из них, сломленные житейскими невзгодами и опасающиеся за судьбу своих детей и внуков, скрепя сердце, примкнули к сталинскому лагерю. Но остальные — подавляющее большинство — продолжали считать, что Сталин изменил делу революции. С горечью следили эти люди за торжествующей реакцией, уничтожавшей одно завоевание революции за другим» [107].

Несмотря на политическое, нравственное и бытовое перерождение, охватившее значительную часть правящего слоя, большинство входивших в него лиц, даже не участвовавших ранее ни в каких оппозициях, не могли искренне принимать и поддерживать ни растущее социальное неравенство, ни массовые политические репрессии, ни удушливую духовную несвободу, ни принимавший всё более уродливые формы культ Сталина. Между этими людьми продолжали сохраняться тесные формальные и неформальные контакты, старые дружеские связи, берущие начало от героических лет подполья и эмиграции, Октябрьской революции и гражданской войны.

Всё сказанное в известном смысле относится и к некоторым членам избранного после XVII съезда Политбюро, состав которого в основном остался таким, каким он был после изгнания лидеров оппозиций [108].

В исторической литературе часто говорится о существовании в начале 30-х годов в Политбюро двух групп: экстремистской, стопроцентно сталинской, включавшей Молотова, Кагановича и Ворошилова, и «умеренной», «либеральной», к которой обычно относят Кирова, Куйбышева и Орджоникидзе. Эта версия, переходящая из одной работы в другую [109], берёт начало от статьи Б. Николаевского «Как подготовлялся московский процесс (из письма старого большевика)». Между тем сам Николаевский в письмах своим друзьям признавал: многое из того, что содержалось в этой статье, не основывалось на вполне достоверных источниках, а было им домыслено.

Опубликованные к настоящему времени документы не дают оснований для вывода о наличии в Политбюро (даже во время присутствия в нём бухаринской «тройки») стабильных групп, неизменно занимавших противоположные позиции при возникновении разногласий. Так, в 1928 году за расстрел «шахтинцев» голосовали бухаринцы, тогда как Сталин и его союзники считали возможным ограничиться более мягкой мерой наказания. При решении судьбы Троцкого в 1929 году за его арест высказались Ворошилов и Рыков, а остальные члены Политбюро проголосовали за его высылку.

После изгнания «правых» из Политбюро внутри него установилась своеобразная иерархия, связанная с выделением в нём «руководящей группы». Как вспоминал Молотов, в эту группу, которая обсуждала «все наиболее важные вопросы», «не входили ни Калинин, ни Рудзутак, ни Косиор, ни Андреев» [110].

Как свидетельствуют недавно опубликованные письма Сталина Молотову, относящиеся к 1930—1933 годам, даже члены «руководящей группы» (например, Орджоникидзе и Каганович) в этот период вызывали у Сталина временами гнев и подозрения в «антипартийном» поведении. Однако в отличие от послевоенного (в том числе послесталинского) периода, когда «первый человек» в порядке простой канцелярско-бюрократической рутины мог смещать одних членов Политбюро и ставить на их место новых безликих бюрократов, в середине 30-х годов власть Сталина так далеко ещё не простиралась.

Конечно, ни Киров, ни кто-либо другой из членов Политбюро не представляли реальной альтернативы Сталину. Все они проявили себя его приверженцами в расправе над внутрипартийными оппозициями, в осуществлении насильственной коллективизации и установлении тоталитарно-бонапартистского политического режима. Но они ещё не прошли через заключительную стадию своего перерождения, не были готовы к беспощадному уничтожению собственной партии и даже её оппозиционных элементов.

При всём этом Сталин не мог править без своего ближайшего окружения. Чтобы обеспечить его абсолютную покорность, было необходимо очистить его от не вполне «надёжных», а оставшихся повязать кровавой круговой порукой, соучастием в ещё более страшных преступлениях — физическом истреблении своих ближайших друзей и соратников.