СТАЛИНИАДА

Мы смерть там принимали проще прозы,
Там каждый шаг потерями знаком. Какие
к черту там карельские березы, К одной я
финна пригвоздил штыком.

Финская кампания раскрыла перед вермахтом уязвимые стороны Красной Армии, ослабленной бесчисленными арестами ее командного состава. С другой стороны, эта кампания раскрыла перед странами, противостоящими Германии, трудные для сотрудничества со Сталиным стороны его внешней политики.

Представления о будущей войне

Александр Кривицкий в 1939 г. опубликовал в газете "Красная звезда" острокритическую рецензию на роман Николая Шпанова о будущей войне с немцами. В романе могучий удар советской авиации по фашистской Германии одним разом (блицкриг!) решает исход всей войны. Кривицкий возражал: у Шпанова получается, что не люди, а техника решает все.

Рецензия вызвала недовольство Сталина, о чем Ворошилов сообщил в газету. Было дано указание изменить оценку книги, но автора отрицательной рецензии не трогать (оговорка весьма существенная, так как по тем суровым временам без нее судьба человека могла быть сломана).

Вторую, теперь уже положительную рецензию подписал адъютант Мехлиса (в те годы ближайшего к Сталину человека). Эту рецензию напечатали в той же "Красной звезде". Мнение Кривицкого при этом глухо упоминалось и мягко дезавуировалось.

Сталину нравилась шпановская легкомысленная уверенность в том, что война будет нетрудной и быстрой ("малой кровью" и "на чужой территории"). Популярная предвоенная песня рисовала будущую схватку с врагом опереточно:

Полетит самолет, Застрочит
пулемет, Загрохочут железные
танки. И пехота пойдет, и саперы
пойдут, И помчатся лихие тачанки…

Эти представления были близки Сталину. К тому же он считал, что пропаганда должна и своему народу, и потенциальному противнику внушать уверенность в несокрушимой мощи Красной Армии. Однако опыт боев на советско-финском фронте внес некоторые сомнения и отрезвляющие ноты в сталинское несерьезное отношение к современной войне. Это и предотвратило суровую расправу с Кривицким.

Расставанье

После заключения с Японией договора о ненападении Сталин привез на вокзал Ёсукэ Мацуока, прощаясь, поцеловал его и сказал: "Мы тоже азиаты". Лирик, почти как Блок: "Да, скифы мы, да, азиаты мы…"

Прибытие посланца Гитлера

В 1939 году мы, подмосковные мальчишки, с удивлением увидели в небе самолет с фашистскими крестами, летевший к Москве. Все, у кого были в руках рогатки, стали стрелять в этот самолет. Мы не знали, что в самолете летел Риббентроп на переговоры со Сталиным. Однако мы, стреляя из рогаток по самолету, были на более высоком уровне исторического мышления, чем нами любимый вождь: в отличие от него мы знали, что с фашистами ни о чем нельзя договариваться.

Член делегации

Лев Шейнин со ссылкой на Молотова рассказывал. На Политбюро Сталин предложил утвердить делегацию во главе с Молотовым для проведения переговоров о заключении договора с Германией. Сталин спросил:

— Есть ли возражения или дополнения?

Все промолчали.

— Тогда у меня есть предложение: дополнить делегацию Кагановичем без права выступления, чтобы Гитлеру было неприятно.

Каганович не был официально объявлен и ни на фото, ни в кинохронику не попал.

В этот рассказ трудно поверить: Сталин был слишком заинтересован в успехе переговоров, чтобы позволить себе дразнить Гитлера.

Величание

Сталин назвал Гитлера ледоколом революции.

Не всякому такое предложишь…

В 1940 году Гитлер предложил Сталину присоединиться к "Пакту трех" ("Антикоминтерновскому пакту"). Сталин воздержался от принятия этого предложения.

Страшные тосты

Подписав договор с гитлеровской Германией, Сталин поднял бокал шампанского со словами:

— Я хочу выпить за Гитлера — авторитетного вождя немецкого народа, заслуженно пользующегося его любовью. Я пью за осуществление всех планов вождя немецкого народа.

Второй тост Сталин поднял за Гиммлера — человека, обеспечивающего устойчивость немецкой нации, стабильность нацио-нального порядка в Германии.

Осуждение отступничества

Риббентроп говорил, что в Москве он чувствовал себя среди старых РG (партайгеноссе): строгая иерархия, почитание Сталина со стороны окружающих, его тосты за Гитлера и за Гиммлера… Все это вызвало восхищение Риббентропа.

Один из идеологов фашизма Альфред Розенберг порицал Риббентропа за отступление от фашизма и излишние восторги в адрес Сталина. Розенберг осудил и Сталина, особенно за последний тост, который, по его мнению, не был продиктован никакой необходимостью и был поднят за человека, уничтожившего еди номышленников советского вождя.

Соучастие