Сталинградцы<br />(Рассказы жителей о героической обороне)

— Да, не нравится им наше новоселье, — сказал генерал. — А главное потому, что у нас выгодная, заманчивая позиция. У нас рядом и воды и рыбки много, а у немцев с водичкой ох, как плохо… Волга рядом и жажда сильная, а попить нельзя. Наши орлы не дадут им напиться.

— Мы жадные на воду, — вставил кто-то из близстоящих солдат.

— Не можем зря воду расходовать на посторонних, — заметил другой боец. — И так Волга обмелела.

Когда генерал проходил у железнодорожного полотна, тянувшегося вдоль Волги, я слышал, как бойцы в окопах говорили:

— Куда — то наш отец опять пошёл, беспокоится, видимо, за фланги.

Как заняли гвардейцы позиции, которые мы удерживали до их подхода, так и простояли тут всю оборону. Недаром на стене соляной пристани они написали на память о себе:

«Выстояв, мы победили смерть».

Партизаны из Ельшанки В. А. Иванов

Работали мы с отцом на мебельно-ящичном комбинате в Ельшанке. Когда сгорел он, выдали нам в заводском бомбоубежище эвакуационные свидетельства, и мы пошли домой за мамой и вещами. Повернув за угол, увидели большой костёр. Это горел наш дом. Бомба упала рядом с ним. Воронка занимала весь двор. А здесь у нас было вырыто убежище, в котором, уходя на завод, мы оставили маму.

Чего только не было в этой воронке! Все мои самодельные приёмники — побитые, искрошенные; остатки радиолы, которую я сделал незадолго до войны; патефонные пластинки — у нас их было несколько альбомов; черепки посуды, куски одежды.

Отец увидел лоскуток маминого платья, поднял его.

— Вот и всё, — говорит.

Больше он ни слова не сказал. Долго мы ходили вокруг воронки молча. Отец поднимет патефонную пластинку, посмотрит на неё и кинет в сторону.

Не могли никак расстаться с этой воронкой. Походим, постоим…

Мне стало казаться, что мама кричит из-под земли, и я задрожал.

— Ну, пойдём, — сказал отец.

Не знаю, куда мы шли. По дороге завернули к старым знакомым — Палагушкиным. Отец Палагушкин на железной дороге работал, сын Юрий, мой товарищ, в девятом классе учился, музыкант, играл на альте в заводском оркестре.

— Что же будем делать? — спрашивает Палагушкин-отец.

Мой отец говорит:

— Из Сталинграда никуда не поеду, пойду в рабочий батальон.

Палагушкины тоже пошли с нами. Недели две воевали мы в рабочем батальоне. Сидели в окопах у Мечетки на Тракторном, отбивали гранатами немецкие танки в посёлке Купоросном, возле техникума, в котором я учился, действовали из засад, как снайперы, били по немцам, которые, просочившись через советскую оборону, засели в нескольких домиках. Потом нас сменили воинские части, и наш рабочий батальон решено было перебросить на левый берег.

Но отец упорно стоял на одном:

— Из Сталинграда — никуда.

Палагушкины тоже не хотели уходить из города. Мы решили перейти вчетвером на партизанские методы борьбы.

Из оружия мы оставили у себя только финские ножи, спрятали их под носки и пошли в тыл немцев.

Немцы, должно быть, не ожидали, что в городе появятся партизаны, и первое время не очень остерегались нас. Возле станции Сталинград-2 они складывали под открытым небом боеприпасы — мины, гранаты, патроны. Часовых было только двое, ходили вокруг. Ночью мой отец с Палагушкиным-отцом подползли к ним и сняли их бесшумно ножами. У меня было несколько плиточек толу — утащил ещё днём с одной немецкой автомашины. Мы с Юрием положили их под брезент на ящик с минами и от папироски подожгли шнур.

Этот взрыв встревожил немцев. Они стали прибивать на уцелевших телефонных столбах доски с надписью: «Смерть партизанам».

— Это к нам относится, — говорил отец.

На другую ночь мы залегли в кювете возле одного столба с такой надписью, выжидая, пока мимо пройдёт какой-нибудь немец. Дождались. Он и опомниться не успел, как повис на столбе. Надпись на доске мы не стали менять. Отец сказал:

— И без того понятно, кому смерть.

Это было на Дар-Горе в нашем Ворошиловском районе. Местность хорошо знакомая, укрыться есть где — кругом развалины; а пищи сколько хочешь — мы с Юрием быстро наловчились таскать продукты с немецких машин.

Несколько дней партизанили мы так вчетвером, сами по себе воевали. Потом наши старики решили, что это не годится, толку мало. Оба они — старые солдаты, участники обороны Царицына — хотели действовать организованнее, установить связь с какой-нибудь воинской частью. Ночью мы переползли линию фронта, вышли к погрузочной Волго-Донской пристани. Тут нас задержали моряки стрелковой бригады. Они привели нас в свой штаб, под железнодорожный мост через Царицу. Дежурный, сидевший у телефона, оказался наш хороший знакомый, мой старший школьный товарищ — лейтенант Степаненко. Мы с ним моментально договорились.

— Виктор, ты? — закричал он, освещая меня фонариком. Я не видел его с начала войны, но по голосу сразу узнал. Кричу:

— Сергей?

Он удивляется, спрашивает:

— Чего вы тут?

Я отвечаю:

— Хотим прикрепиться к какой-нибудь воинской части.

Тут же, под мостом, на наших удостоверениях, выданных штабом рабочего батальона, была сделана приписка: «Прикрепляется к ОСБ».