Прорвались танки в тыл к фашистам. Началась паника, переполох. Устремились штабные службы быстрей на запад, к станции Нижнечирской, к мосту через Дон.
— Танки! Советские танки!
Вместе со всеми бежал к Нижнечирской и прославленный баталист. Ехал в штабной машине. В давке, в сутолоке слетела в кювет машина. Офицеры, его соседи — а были они посильней, помоложе, — пристроились быстро к другим машинам. Остался художник в степи один.
Ветер крепчает. Метет поземка. Стоит у дороги, как столб, художник:
— Я — баталист! Я — баталист!
Машет руками, взывает о помощи. Держит эскизы свои и краски.
— Я — баталист! Я — баталист!
Мимо несутся как вихрь машины.
— Я — художник-баталист! — надрывает несчастный глотку.
Никому баталист не нужен.
Стоит художник. Чуть-чуть не плачет. Вот и заплакал. Слезы к носу текут из глаз.
— Я из Лейпцига. Я — баталист!
Все больше и больше солдат на дороге. Толкая друг друга, текут вперед. В общей массе бредет художник. Еле ноги, бедняга, двигает.
Скользко. Все сильнее метет поземка. Крепчает, крепчает ветер. Поскользнулся, упал художник. Хочет подняться, да нету сил. Понимает — не встать ему с этой земли. И вот, как бы сквозь дрему, сквозь страшный сон, лишаясь чувств, еще осознал художник: колесо от повозки прошло по телу, ударил копытом конь, тяжелый, как жернов, огромный, как жернов, навалился автомобильный скат…
— Я — баталист… — прохрипел художник. И издал последний вздох.
Лежит баталист на дороге. Рядом краски лежат и эскизы. Кто же картину теперь напишет? Кто же фюреру славу теперь воздаст?
«Хендехохнули!»
Наступают наши войска. Сдаются фашисты в плен.
20 ноября. Утро. Штабная машина. Полковник в машине. Едет полковник, командир дивизии, к своим наступающим войскам. Навстречу попались пленные. Семь человек. Сзади шагает советский солдат. Молод, безус солдат. Держит автомат на изготовку, сопровождает пленных.
Остановилась машина.
— Откуда ведешь, герой?
— Вот там, за высоткой, стоит деревня, товарищ полковник.
— С кем их пленил?
— Один.
— Один?!
— Так точно, товарищ полковник. Я в проулок. Они из хаты, — стал объяснять солдат. — «Стой!» — им кричу. Занес гранату. Увидели гранату и тут же хендехохнули!
— Что-что? — не понял полковник.
— Руки вверх подняли, хендехохнули, товарищ полковник.
Полковник рассмеялся:
— Ну что ж, благодарю за службу, герой. Как фамилия?
— Синеоков, товарищ полковник.
Вечером полковник, командир дивизии, докладывал о том, как идет наступление его дивизии, генералу, командующему армией:
— Товарищ генерал, сегодня перед фронтом моей дивизии девятьсот фашистов хендехохнули!
— Что-что? — не понял генерал.
— Хендехохнули, сдались в плен, товарищ генерал.
— Ах, хендехохнули!
Улыбнулся генерал — понравилось, видно, ему словечко.
В этот же вечер генерал, командующий армией, докладывал об успехе армии командующему фронтом:
— Товарищ командующий, за истекший день вверенной мне армией разбиты… — И стал перечислять фашистские полки и дивизии, которые разбиты армией. А в конце: — Товарищ командующий, три тысячи фашистских солдат и офицеров хендехохнули!
— Что-что? — переспросил командующий.
— Хендехохнули, капитулировали, сдались в плен, товарищ командующий.
— Ах, хендехохнули! — рассмеялся генерал. Поздравил командующего армией с успехом.
Прошел час, и командующий фронтом докладывал по телефону о том, как прошел день на фронте, Верховному Главнокомандующему:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, сегодня в течение дня войсками фронта уничтожены… — И стал перечислять фашистские дивизии, которые уничтожены в этот день под Сталинградом. Доложил, а в конце торжественно: — Семь тысяч солдат и офицеров противника хендехохнули, товарищ Верховный Главнокомандующий.
— Что-что? — раздалось в трубке. Голос был мягкий, но чуть раздраженный.
Сообразил командующий, что зря употребил он неуставное, непривычное слово, но что тут делать? Сказал тише, без прежней бодрости:
— Хендехохнули, то есть сдались в плен, товарищ Верховный Главнокомандующий.
— Ах, хендехохнули! — ответила трубка. Ответила весело. Без прежней раздраженности. Даже смешок раздался: — Значит, хендехохнули?
— Так точно, хендехохнули, товарищ Верховный…
23 ноября 1942 года
Четыре дня советские танкисты, пехотинцы, артиллеристы, конники, наступая навстречу друг другу, громили фашистов.
Продолжали двигаться вперед и танковые соединения, в которых служили молодые лейтенанты Петр Еремин и Василий Дудочкин.
Танки проходили через отвесные овраги и глубокие рвы, прорывали проволочные заграждения, подминали вражеские пушки и пулеметы и снова с боями шли вперед и вперед.
Мчится на танке лейтенант Еремин. Весь он в великой битве. Жалеет лишь об одном: «Эх бы сюда Василия!»
А в это время с юга навстречу лейтенанту Еремину лейтенант Дудочкин летит на танке. Весь он в великой битве. Об одном лишь жалеет Дудочкин, что так и не успел он с лейтенантом Ереминым встретиться: «Вот бы сюда Петра!»
Стремительно движутся танки. И вот 23 ноября 1942 года рядом с Доном, за Калачом, встретились части двух разных фронтов.
Видит Еремин — танки летят навстречу.