Сталинградская битва

Вот такую ночь переживало и командование 2-й гвардейской армии в ночь с 23 на 24 декабря 1942 года. Стрелки часов давно уже миновали цифру 12, но мы и не помышляли об отдыхе. Как сейчас помню волевое, огрубевшее на степном ветру, будто высеченное из камня, лицо командарма Р. Я. Малиновского, склонившегося над испещренной пометками картой. Тут же, в тускло освещенной крестьянской избе, чудом уцелевшей в вихре войны и приспособленной для КП армии, находились член Военного совета, генерал-майор Ларин, заместитель командующего генерал-майор Крейзер, начальник оперативного отдела полковник Грецов, заместитель командующего по артиллерии генерал-майор Краснопевцев.

Родион Яковлевич только что возвратился из штаба фронта. Сейчас перед нами лежала привезенная им карта, отображавшая уточненное решение командующего фронтом на наступление. Сотни раз до этого произносили мы названия населенных пунктов - Черноморов, Громославка, Ивановка, Капкинка... Сотни раз прослеживали по карте голубые изгибы рек Мышкова, Аксай... Но теперь все эти названия как бы обретали материальную силу, и мысли каждого переносились то в траншеи наших войск, где, наверное, вот так же бодрствуют солдаты, то туда, на противоположный берег реки Мышкова, занятый врагом. Любой ценой смять противника, развить наступление в глубине и в итоге захватить крупный железнодорожный узел с городом Котельниково, лишив врага железнодорожного оперативного маневра. Все это должно начаться через несколько часов. А пока...

Командующие и начальники родов войск доложили о готовности соединений и частей к наступлению. Командарм слушал молча, лишь изредка уточняя то, что было наиболее важно. Когда же, так сказать, официальная часть последнего перед решающей схваткой с врагом совещания была окончена, Родион Яковлевич распрямил свою коренастую фигуру и просто спросил:

- Ну как, товарищи, всыплем фельдмаршалу Манштейну?

- Давно пора проучить мерзавцам-в тон ему проговорил генерал Ларин.

- А что думает начальник штаба? - повернулся ко мне Родион Яковлевич.Никаких заминок не будет, Сергей Семенович?

Действительно, мы имели устойчивую связь и с 5-й ударной армией, которая силами 300-стрелковой дивизии обеспечивала наступление нашего правого фланга, и с 51-й армией, наносившей удар по противнику слева, с направления Гнило-Аксайская. Нити проводов расходились от нашего штаба во все соединения, да и радиосвязь была уже довольно хорошей. Словом, мое заявление о надежности управления войсками имело под собой твердую почву.

- Так, стало быть, какие у нас сигналы выхода на рубежи? - еще раз спросил Родион Яковлевич.

Я мог назвать их даже во сне. Часть из них запомнилась до этих дней: выход на рубеж Верхне-Кумский, Заготскот, высота 121,3, "Парижская Коммуна" - "Дон"; второй рубеж - Клыков, балка Неклинская, луг, высота 104 - "Волга", сигнал "Канал" означал "Задача выполнена". Эти слова "Волга", "Дон", "Канал" почему-то оставили в сознании след, хотя никто из нас, конечно, не предполагал, что пройдут годы и они образуют созвучие, известное сейчас во всем мире,- "Волго-Донской канал".

- Ну что ж, товарищи,- после некоторого молчания проговорил Малиновский,-теперь остается последнее. На КП всем нам делать нечего, победа куется в войсках. Я намерен быть в 1-м гвардейском стрелковом корпусе. Вам, Сергей Семенович, думается, следует направиться к генералу Чанчибадзе, в 13-й гвардейский стрелковый корпус. А что выберет член Военного совета?

Генерал Ларин улыбнулся:

- Люблю танкистов.

- Ну что ж, поезжайте к Ротмистрову.

- А мне сам бог повелел быть у артиллеристов,-вставил генерал Краснопевпев.

- Вот и хорошо, товарищи,- закончил Р. Я. Малиновский.- Приступим. Не сомневаюсь, что Манштейн будет разбит.

Мы крепко пожали друг другу руки"{112}.