Сталин. Жизнь одного вождя

Вышинский страшно боялся Сталина. Ездил к нему на доклад по четвергам и уже загодя, в ожидании этой встречи, приходил в дурное настроение. Чем ближе к четвергу, тем мрачнее и раздражительнее он становился […] А в пятницу, когда все уже было позади, позволял себе на пару дней расслабиться. Опытные люди знали, что именно в эти дни следовало докладывать ему наиболее сложные дела и обращаться с просьбами по личным вопросам[388].

Сталин был беспощадным хозяином. От подчиненных он требовал максимальной самоотдачи, предпочитал армейские методы: приказ – беспрекословное выполнение любой ценой, невзирая на обстоятельства. Страх ареста и перегрузки усугублялись ненормальным ночным образом жизни Сталина. Приспосабливаясь к нему, аппарат бодрствовал и ночью, когда не спал Сталин, и днем, когда работала вся остальная страна. Далеко не все сталинские функционеры отличались столь хорошим здоровьем и умением приспосабливаться, как Молотов и Каганович, едва не дотянувшие до своего столетия. В одном из документов ЦК партии, составленном в 1947 г., сохранилось такое признание: «Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров партии и правительства показал, что у ряда лиц даже сравнительно молодого возраста обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни»[389]. Однако пока был жив Сталин, ничего изменить было просто невозможно. Зато вскоре после его смерти было принято решение о запрещении работы аппарата в ночное время и введении обычного распорядка[390].

Сам Сталин был важнейшей составной частью огромного механизма манипулирования чиновниками. Именно он инициировал и направлял репрессии, осуществлял все основные кадровые перемещения, перетасовывал людей и должности, чтобы не застаивались на одном месте и не обрастали рутиной. Как любой диктатор, Сталин стремился внушить своим подданным и помощникам чувства страха, поклонения, преданности на уровне инстинкта.

Сам твердокаменный приверженец вождя, Молотов называл Кагановича «двухсотпроцентным сталинистом»[391]. Воспитание именно такого типа людей было задачей диктатора.

Сталинизации советского чиновничества, включая его верхушку, способствовали массовые чистки 1930-х годов. В считаные месяцы они уничтожили слой старой партийной гвардии и подняли на поверхность массы «безродных» выдвиженцев. Чиновники, получившие свои кресла благодаря революционным заслугам, уступили кресла партийному молодняку. После завершения массового террора, в 1940 г., 57 % секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик были в возрасте до 35 лет[392]. Совсем молодыми, в возрасте от 30 до 40 лет, свои должности заняли многие сталинские министры, генералы, директора важнейших предприятий, руководители творческих союзов и т. д.

Из рук Сталина молодые выдвиженцы получали огромную власть – власть маленьких диктаторов. Они распоряжались судьбами и жизнями миллионов людей. От них зависело распределение значительных ресурсов и деятельность гигантских предприятий. Они вливались в особую касту, жившую по своим законам и в своем привилегированном мире. Эта каста не знала голода, материальных лишений, страшного жилищного кризиса, примитивного здравоохранения. Они жили под охраной в своих огромных квартирах и на дачах, проносились мимо переполненного общественного транспорта в служебных автомобилях. Они и их близкие не стояли в многочасовых очередях в пустые советские магазины. Их заработные платы и освобожденные от налогов дополнительные выплаты (так называемые «конверты») в десятки раз превышали нищенские заработки рядовых граждан. Гонорары номенклатурных советских писателей составляли сотни тысяч рублей, а в ряде случаев доходили до миллиона в год, что во многие тысячи раз превышало доходы советских крестьян[393]. Чувство принадлежности к всемогущей государственной корпорации и собственной значимости кружило молодые головы. Головы, возможно, честные, но не обремененные состраданием, рефлексиями, пониманием иного.