В мае 1894 г. Иосиф Джугашвили закончил училище. Выданное свидетельство фиксировало как те дисциплины, которые он изучал, так и уровень их освоения. При отличном поведении юноша получил следующие оценки: по священной истории, православному катехизису, изъяснению богослужения с церковным уставом – «отлично», по русскому с церковнославянским и грузинскому языкам – «отлично», по греческому – «очень хорошо», по арифметике – «очень хорошо», по географии, чистописанию и церковному пению – «отлично». Показав неоспоримые успехи, Иосиф был рекомендован для поступления в духовную семинарию[57]. Несмотря на очевидную односторонность образования, Сосо в Горийском училище многому научился, пристрастился к книгам, получил хорошие познания в русском языке. Судя по воспоминаниям, в училище Иосиф проявил себя как активный юноша с претензиями на лидерство. Очевидные способности и репутация одного из первых учеников служили опорой для самоутверждения. Заметно, что эти годы Сталин вовсе не стремился вычеркнуть из памяти, как это нередко бывает с трудными периодами жизни. Многие десятилетия спустя он помнил о школьных друзьях и даже оказывал им помощь. В архиве сохранились некоторые свидетельства такого рода. В мае 1944 г. 65-летний Сталин написал: «1) Моему другу Пете – 40 000, 2) 30 000 рублей Грише, 3) 30 000 рублей Дзерадзе»; «Гриша! Прими от меня небольшой подарок […] Твой Сосо»[58]. Написанные по-грузински, эти распоряжения очень похожи на ностальгический порыв пожилого человека, который мысленно возвращается в светлое и радостное отрочество.
Запутанны и смутны немногочисленные свидетельства мемуаристов о бунтарском поведении Иосифа Джугашвили и его разрыве с религией уже во время учебы в Горийском училище. Л. Д. Троцкий[59], взявший на себя труд одного из первых (и неизбежно пристрастных) биографов Сталина, вполне убедительно утверждал, что мемуаристы явно смещали события, приписывая горийскому периоду то, что произошло позже[60]. Лучший аргумент в пользу законопослушности и примерности Сосо-школьника – его отличное свидетельство об окончании училища и рекомендации для продолжения учебы.
В сентябре 1894 г., после завершения летних каникул и успешной сдачи вступительных экзаменов, молодой Джугашвили был зачислен в Тифлисскую духовную семинарию. Судьба вновь не обидела Екатерину и ее сына. В семинарию более охотно принимали выходцев из духовенства, а за учебу нужно было платить. Однако и на этот раз способности Иосифа, а также ходатайства знакомых и родственников были приняты во внимание. В семинарию Иосиф был зачислен с правом бесплатного проживания и пользования столовой. Платить нужно было за учебу и одежду[61]. Воспринимал ли честолюбивый подросток все это как унизительные подачки «бедному родственнику»? Возможно. Но столь же возможно, что казенные стипендии рассматривались как приз, признание заслуг и успехов.
В тифлисской семинарии Сталин провел более четырех с половиной лет, с осени 1894 по май 1899 г. Переезд в большой город и приспособление к новым порядкам, несомненно, требовали определенного напряжения. Однако в семинарию Иосиф попал не один, а в составе группы друзей и знакомых, выпускников Горийского училища. Это облегчало адаптацию. Скорее всего, учеба давалась Иосифу сравнительно легко. Первый и второй классы он закончил вполне успешно, занимая 8-е место по успеваемости в первом классе и 5-е – во втором. Отличные оценки он получал также за поведение[62].
Однако, как выяснилось, за внешним благополучием скрывалось растущее недовольство и бунтарство. Источники не позволяют понять, как и в какой момент Сосо перестал быть законопослушным образцовым учеником. Хорошо известны два свидетельства о невыносимых условиях жизни в семинарии. Первое принадлежит самому Сталину. В декабре 1931 г. в интервью немецкому писателю Э. Людвигу он заявил, что в революцию его толкнула духовная семинария:
Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма […] Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики[63].
С этими утверждениями перекликается другое широко цитируемое свидетельство соученика Сталина: