Сталин. Жизнь одного вождя

Встреча Молотова с Шуленбургом происходила прямо в Кремле. Она закончилась через четверть часа, и в 5 часов 45 минут Молотов вместе с Берией, Мехлисом[553], Тимошенко и Жуковым прошел в кабинет Сталина[554]. По словам Жукова, услышав сообщение Молотова об объявлении немцами войны, Сталин «молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза». Сталин согласился дать директиву об уничтожении вторгшегося врага и добавил: «Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу»[555]. Такая директива была отправлена в войска в 7 часов 15 минут, почти через четыре часа после начала войны[556]. Это явно говорит о том, что высшее руководство страны не вполне понимало реальную обстановку. Сталин не подписывал директиву. Она ушла за подписями Тимошенко, Маленкова и Жукова.

В последующие часы Сталин совещался с соратниками по разным вопросам. Важным было решение о способе оповещения страны о начале войны. Речь шла не просто о формальном правительственном сообщении, а о программе действий, об изложении основных политических лозунгов и перспектив. Соратники Сталина не сомневались, что с таким обращением к народу должен был выступить Сталин. Однако он отказался, и выступать пришлось Молотову. Конечно, Сталин хорошо осознавал политические минусы такого решения. Но дело в том, что он просто не знал, что сказать. Ситуация была непонятной. Сталин решил ждать. В своем обращении Молотов объявил о начале войны, подчеркнул, что речь идет об агрессии Германии, и выразил уверенность в победе. Знаменитые заключительные слова «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» стали лозунгами этой страшной войны.

В архиве сохранился один из вариантов выступления Молотова, написанный и исправленный рукой самого Молотова[557]. По сравнению с первоначальным проектом выступление Молотова было дополнено несколькими фразами, в том числе упоминаниями о Сталине. Появилась вступительное разъяснение: «Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление». В заключительную часть был вписан абзац с призывом к народу «сплотить свои ряды» вокруг партии, правительства и «нашего великого вождя тов. Сталина». Привычные фразы о Сталине были призваны предупредить нежелательные сомнения и слухи, которые могло вызвать его молчание.

Выступление Молотова отражало один из важных политических вопросов, который волновал Сталина в первые часы войны. Значительное место в этой короткой речи занимало неоднократное повторение тезиса о том, что агрессия Германии не была спровоцирована и что СССР четко соблюдал пакт о ненападении. «[…] Германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора», – говорил Молотов. Он подчеркивал, что именно Германия «является нападающей стороной», и даже назвал германских фашистов «предателями», из чего следовало, что они «предали» СССР.

Известный британский историк Второй мировой войны Дж. Эриксон считал, что речь Молотова выдавала чувство растерянности и даже унижения советских лидеров[558]. Молотов действительно словно оправдывался, когда настаивал на безусловном выполнении пакта советской стороной. Было ли это рассчитано на Гитлера, поскольку Сталин все еще хранил слабую надежду на неконтролируемые действия немецких генералов? Было ли это рассчитано на западное общественное мнение, в глазах которого теперь было особенно важно предстать не союзником, а жертвой нацизма? Было ли это рассчитано на советский народ, в котором стремились вызвать возмущение вероломством врага?

В 12 часов 5 минут Молотов вышел из сталинского кабинета. Вскоре он выступил по радио и уже через 20 минут вернулся. Между тем в кабинет Сталина потоком шли советские руководители. Была объявлена мобилизация в армию. Поскольку обстановка оставалась непонятной, Сталин решил отправить на фронт высокопоставленных эмиссаров – Жукова, Шапошникова[559] и Кулика. Рассылка различных уполномоченных с тех пор стала постоянным методом сталинского военного руководства. В 21 час 15 минут в войска ушла еще одна директива. Итоги первого дня войны в этом документе оценивались чрезвычайно оптимистически. Признавая «небольшие успехи» германских войск на ряде направлений, директива утверждала, что на большинстве участков границы «атаки противника отбиты с большими для него потерями». Исходя из столь радужных предпосылок, директива ставила задачу нанесения контрударов и уничтожения противника. Документ вновь послали за подписью Тимошенко, Маленкова и Жукова[560]. Как утверждал в своих мемуарах Жуков, он не был согласен с этой директивой, так как она не учитывала реальную обстановку[561].