Сталин. Вспоминаем вместе

— Да. Зовут его Трофим Иванович.

— Я его хорошо знаю. Боевой рубака… А как его корпус воюет?

— Очень хорошо. Под его командованием он стал гвардейским.

— В чем же Танасчишина конкретно обвиняют?

Генерал-лейтенант Боков доложил. Сталин выслушал, на мгновение задумался, а потом, поднявшись, сказал:

— Снимать не будем. Передайте Ерёменко и Хрущёву, что Сталин взял Танасчишина на поруки[133].

Дальнейшее не менее интересно. Боков связался с генералом Ерёменко, дословно передал ему слова Верховного и попросил его сообщить об этом решении Хрущёву. Но Ерёменко не решился сообщить решение Сталина Хрущёву. Это пришлось делать самому генералу Бокову. Никита Сергеевич выслушал Бокова и тихо спросил:

— Может быть, вы не так доложили?

— Я доложил товарищу Сталину вашу шифровку. Если вы не согласны, можете ему позвонить.

— Нет, этого я делать не буду. Что ж, на поруки, так на поруки. На следующий день, при очередном докладе в Ставке, Сталин с улыбкой спросил генерала Бокова: «Так говорили вы с Ерёменко и Хрущёвым? Удовлетворили они моё ходатайство или нет?»[134]

Очень к месту будет и ещё один отрывок — из мемуаров маршала Голованова.

Помню один случай, о котором узнал я из разговоров в Ставке. Дело было так: прибыл лётчик-истребитель в Кремль, в Верховный Совет, получать свою награду — звезду Героя Советского Союза. Звезду он получил, отметил, конечно, с товарищами это событие и уже ночью шёл в приподнятом настроении домой. Вдруг он услышал женский крик. Поспешив на помощь, лётчик увидел девушку и возле неё мужчину. Заливаясь слезами, девушка объяснила, что к ней пристает неизвестный гражданин. Окончилось дело трагически: лётчик застрелил неизвестного. Москва была на военном положении. Появился патруль, лётчика задержали и доставили в комендатуру. Убитый оказался ответственным работником танковой промышленности. Дело было доложено Сталину. Разобравшись во всех деталях, Верховный главнокомандующий спросил, что, по советским законам, можно сделать для лётчика. Ему сказали: можно только взять его на поруки до суда. Сталин написал заявление в Президиум Верховного Совета с просьбой отдать лётчика на поруки. Просьбу удовлетворили, лётчика освободили, и ему было сказано, что его взял на поруки товарищ Сталин. Лётчик вернулся в свою часть, геройски сражался и погиб в воздушном бою[135].

Однажды один из охранников Сталина встретил друга, и они отметили это событие коньяком. Потом не нашли ничего лучше, чем «отлакировать» пивом. После чего охранник простился с другом и сел в трамвай. А там его развезло. Бдительные пассажиры, увидев хмельного гражданина с торчащей из-под пиджака кобурой, вызвали милицию. И охранник получил предписание от Берии явиться куда следует. На ближайшем дежурстве он рассказал всю историю Молотову. Тот выслушал, расспросил подробности, прочитал предписание, достал ручку и начертал на нём: «Строгий выговор. В. Молотов». И вправду — после этого охранника уже никуда не вызывали. Но история на этом не закончилась. Прошло несколько дней — на дорожке дачи вождя, где дежурил провинившийся охранник, появился Сталин. Медленно прошёл, и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал: «Пей, да дело разумей!» Дошёл до края дорожки, вернулся и снова поравнялся с чекистом. «Какой же дурак запивает коньяк пивом!» — сказал Сталин и посмотрел на охранника[136]. Мне почему-то кажется, что больше этот чекист напитки не смешивал и стал в питье очень умеренным…

А вот уже и сам авиаконструктор Яковлев решает попросить у Сталина освободить своего знакомого, в чьей невиновности он не сомневается.

— Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в наркомате — руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.