Если оставить в стороне кавказский период, который запечатлен больше в ретроспективных воспоминаниях, малонадежных, то мы знаем Сталина в четыре периода. Во-первых, когда в 1910–1911 г.г. в период самой острой борьбы внутри партии Сталин, ища дверь в Центральный Комитет в письме за границу солидаризировался с примиренцами против Ленина. Во-вторых, когда он в редакции «Правды» поддерживает примиренцев против Ленина и доводит свою двойную игру до острого конфликта с Лениным. Мы помним также, как снисходительно Сталин отнесся в 1915 г. к Каменеву и его поведению на суде. Где Ленин видел поведение, недостойное революционного социал-демократа, там Сталин голосовал за резолюцию, которая в общем и целом одобряла поведение Каменева и депутатов на суде. В-третьих, в Сибири, где он лавирует между Лениным и интернационалистами-примиренцами. Эта его позиция особенно ярко проявилась в марте 1917 г., когда он, заявляя о своей солидарности с Лениным, стоял за объединение с меньшевиками. Наконец, в октябрьский период, в момент несоизмеримо более важный, чем когда-либо, мы видим Сталина в составе большинства ЦК и в то же время в качестве защитника правой оппозиции Каменева и Зиновьева. Он не видел оснований «лезть на стену». Разногласия Зиновьева и Каменева с Лениным казались ему второстепенными. В общем и целом, он был согласен с обеими сторонами. Дело шло о массах, о неизвестных величинах. Сталин не спешил сжигать мосты к позиции Зиновьева и Каменева. Беседовский писал: «Сталин – маньяк интриги. Он обожает создание закулисных темных интриг и комбинаций, – и лучшие моменты его жизни связаны с титанической борьбой против Ленина и Троцкого».
По словам того же Беседовского «цареубийство было делом Сталина. Ленин и Троцкий стояли за то, чтобы держать царскую семью в Петербурге, а Сталин, опасаясь, что пока жив Николай 11, он будет притягивать белогвардейцев и пр.» 12 июля 1918 года Сталин сговорился со Свердловым, обычным председателем съезда Советов, 14-го июля он посвятил в свой план Голощекина, который 15 июля шифрованной телеграммой известил комиссара Белобородова, который вел наблюдение за царской семьей, о намерениях Сталина и Свердлова. 16-го июля Белобородов телеграфировал в Москву, что через три дня Екатеринбург должен пасть. Голощекин повидал Свердлова, Свердлов – Сталина. Положив в карман донесение Белобородова, Сталин сказал: «Царь ни коим образом не должен быть выдан белогвардейцам». «Эти слова были равносильны смертному приговору», – пишет Беседовский.
Среди молодых революционеров царской эпохи был известный процент таких, которые на допросах держали себя без достаточного мужества. В зависимости от их дальнейшего поведения партия либо изгоняла их навсегда, или снова принимала их в свои ряды. В 1923 г. Сталин в качестве генерального секретаря сосредоточивал все материалы в своих руках, и они остались у него лучшим орудием против сотен старых революционеров. Угрозами разоблачения, компрометации или исключения из партии Сталин добивался от этих лиц рабского послушания и доводил их шаг за шагом до полной деморализации.
Сталин не мог подчинить себе людей более высокого склада. В Курайке он замыкался и членораздельно отвечал на вопросы, потому что не располагал ресурсами для господства над людьми, которые были по крайней мере равны ему, а в некоторых отношениях и выше его. Он поэтому направлял свое внимание на людей примитивного склада, низкой культуры, сильной воли и слабого интеллекта. В тюрьме он тяготел к уголовным. Ленин впоследствии говорил, что Сталин умеет разговаривать с башибузуками. Чтобы справиться с людьми, превосходившими его, он подбирал аппарат из людей, которые подчинялись ему. Не было такого средства, перед которым он бы остановился. В Центральном Комитете при разного рода ответственных назначениях приходилось давать характеристику людей. Сталин пользовался высказыванием отдельных лиц ЦК, чтоб сообщить это заинтересованному, восстановить его против противника и привязать к себе. Эти приемы развернулись постепенно в целую систему. Эта система стала могущественной с того времени, как Сталин стал господствовать в организационном бюро ЦК. У всех других, начиная с Ленина, были другие задачи, более, казалось, важные, сложные и во всяком случае более притягательные. Оргбюро представляло организационную кухню партии.
После смерти Ленина Сталин сейчас же удалил старых секретарей бюро, которые хорошо знали отношения внутри Политбюро, и в частности, отношение Ленина к Сталину. Старая революционерка Лассер, глубоко преданная Ленину, была заменена молодым человеком новой школы Бажановым. Выбор оказался не очень счастливым. Бажанов скоро порвал с партией, бежал за границу и разоблачил все, что он успел узнать за время своего короткого пребывания в Политбюро, прибавив к этому свои догадки и вымыслы.