В начале 1930-х Сталин вместе с Ворошиловым выехал на Северный флот в Мурманск. Флот ещё был слабым. Гости обосновались на небольшом военном суденышке, где его политкомиссар стал вертеться вокруг высокого начальства, стараясь попасть на глаза Сталину. Когда это удалось, политкомиссар, не зная, что сказать, выпалил, указывая пальцем на зачехленное орудие:
– А это пушка.
– Вижу, что не пистолет, – равнодушно ответил Сталин, и беседа не состоялась.
В легенду вошли ночные пиры Сталина. Философ Юрий Борев, очень не любивший вождя, так рассказывал о застольных развлечениях того времени: «При Сталине у всех членов Политбюро были свои строго определенные обязанности по отношению не только работы, но и досуга. Так, „Никита“ был специалистом по гопаку и по мановению брови Сталина должен был плясать. У „Анастаса“ была своя шутовская обязанность. Всякий раз во время застолья ему предлагалось произнести какой-нибудь тост, для чего следовало встать с поднятым бокалом. Когда „Анастас“ вставал, его сосед (и это повторялось из года в год!) клал в его кресло торт. „Ничего не подозревающий“ Анастас под всеобщий смех садился в торт. Как потом этот костюм отмывала жена?! Или костюм выбрасывали? Говорят, Микоян, идя на банкет к Сталину, брал с собой запасные брюки. Истинно царская забава! Весьма интеллектуальная и со вкусом!»
Это смешно не само по себе. Смешно, что в это верили.
Младший сын вождя, Василий Иосифович Сталин, во время войны командовал истребительным полком, а после войны в звании генерал-лейтенанта был назначен командующим ВВС Московского военного округа. В одном из горячих разговоров он употребил такое выражение: – «В конце концов, я Сталин или не Сталин…?!» Отец внимательно посмотрел на него, многозначительно поднял трубку и как всегда спокойно сказал: – «Ты не Сталин. И даже я не Сталин. Сталин – это тот, портреты которого печатают в газетах и носят на демонстрациях. Вот он – Сталин!»
В последние годы Сталин шутил всё реже. Анастас Микоян вспоминал о его выступлениях на XIX партсъезде, который стал последним в биографии вождя. За несколько дней до съезда члены Политбюро собрались для обмена мнениями об открытии съезда. Зашел вопрос о составе президиума. Обычно на съезде президиум избирался из 27–29 человек. Входили, как всегда, члены Политбюро и руководящие работники краев, республик и главных областей. Сталин на этот раз предложил президиум из 15 человек. Это было удивительным и непонятным. Он лишил таким образом возможности многих видных партийных деятелей войти в президиум съезда, а они этого вполне заслуживали. Сталин сам назвал персонально имена, сказав при этом, что «не надо вводить в президиум Микояна и Андреева, как неактивных членов Политбюро».
Это вызвало смех членов Политбюро, которые восприняли замечание Сталина как обычную шутку: Сталин иногда позволял себе добродушно шутить. Я тоже подумал, что это шутка. Но смех и отношение членов Политбюро к «шутке» Сталина вызвали его раздражение. «Я не шучу, – сказал Сталин жестко, – а предлагаю серьезно». Смех сразу прекратился, все присутствующие тоже стали серьезны и уже не возражали. Я тоже ни слова не сказал, хотя было ясно, что слово «неактивный» ко мне совсем не подходило, потому что все знали, что я не просто активный, а наиболее активный из всех членов Политбюро. Подумал: что-то происходит, что-то у Сталина другое на уме. И не сразу нашел этому ответ.
Потом Сталин вдруг предлагает: «Давайте выберем не 15, а 16 человек в президиум, включив дополнительно Куусинена, старого деятеля Коминтерна». Это предложение было правильным, и мы его приняли единогласно. Но все это происходило в последний момент. Делалось все для того, чтобы произвести впечатление на съезде, что в отношении старых кадров проявляется внимание, их не отбрасывают. Это мои догадки, но думаю, что так было сделано для поднятия авторитета руководства партии.
А я был ошарашен, все думал о предложении Сталина, чем оно вызвано, и пришел к выводу, что это произошло непосредственно под влиянием моего несогласия с его утверждениями в книге по поводу перехода к продуктообмену.
Уинстон Черчилль говаривал:
«Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма и способностью точно воспринимать мысли. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов».
Однажды маршал авиации Голованов сказанул вождю сгоряча:
– Что вы ко мне пристали, что от меня хотите? Я простой летчик.
– А я простой бакинский пропагандист, – тут же нашелся Сталин