Сталин шутит. Лучшее и новое

Сталин всегда обращал внимание на существо дела и мало реагировал на форму изложения. Отношение его к людям соответствовало их труду и отношению к порученному делу. Работать с ним было не просто. Обладая самыми широкими познаниями, он не терпел общих докладов и общих формулировок. Ответы должны были быть конкретными предельно короткими и ясными. Если человек говорил долго, попусту, Сталин сразу указывал на незнание вопроса, мог сказать товарищу о его неспособности, но я не помню, чтобы он кого-нибудь оскорбил или унизил. Он констатировал факт. Способность говорить прямо в глаза и хорошее и плохое, то, что он думает о человеке, была отличительной чертой Сталина. Длительное время работали с ним те, кто безупречно знал свое дело, умел его организовать и руководить. Способных и умных людей он уважал, порой не обращая внимания на серьезные недостатки в личных качествах человека».

24

Симонов написал статью о Тито. Статья кончалась словами: «Настанет день, и в Белграде на центральной площади будет повешена кровавая собака Тито». Статья пошла на утверждение Сталину, и он дописал: «А под виселицей будет сидеть и выть маленькая шавка – Моше Пьяде».

25

Сталин сам писал стихи в молодости, талантливые, яркие. Они печатались до того, как он стал Сталиным.

Когда ему предложили издать юношеские стихи к 60-летнему юбилею, он сказал:

– В Грузии и так много классиков. Пусть будет на одного меньше.

26

На приеме, устроенном в честь генерала Шарля де Голля, вождь был в хорошем настроении и много шутил. Сделав жест в сторону Лазаря Кагановича, он произнёс тост: «Этот человек руководит всеми нашими железными дорогами, и они работают, как часы. А будут работать плохо, мы его от должности освободим! Выпьем за товарища Кагановича!» Позже президент Франции де Голль почтительно отзывался о Сталине и, в частности, называл его одним из самых остроумных людей XX века.

27

Известно, что Сталин любил и понимал оперу. Но однажды председателя Комитета по делам искусств Михаила Храпченко (был такой взлетевший в бюрократические выси литературовед) угораздило уволить из Большого театра замечательного певца Марка Рейзена. Отличный был бас! К тому же, его пение напоминало шаляпинскую манеру. Вскоре после этого к Рейзену, голос которого нравился Сталину, позвонил Поскребышев и предупредил, чтобы он был готов сегодня выступить на приеме в Кремле. Рейзен ответил, что он уволен из театра и уже не выступает. Однако через некоторое время за певцом приехала машина, и он очутился в Кремле. Рейзен спел, как всегда, прекрасно. Сталин подозвал Храпченко и спросил, указывая на Рейзена:

– Это кто?

– Это певец Рейзен.

– А вы кто?

– Председатель Комитета по делам искусств Храпченко.

– Неправильно. Это – солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а вы – дерьмо. Повторите!

– Это – солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а я – дерьмо.

– Вот теперь правильно, – сказал Сталин.

28

Из архива А. И. Микояна опубликован следующий документ:

«Как-то в 1947 году Сталин выдвинул предложение о том, чтобы каждый из нас подготовил из среды своих работников 5–6 человек, таких, которые могли бы заменить нас, когда ЦК сочтет нужным это сделать. Он это повторял несколько раз, настаивал.

Я высказался в поддержку такой идеи, но сказал, что 5–6 человек, зная своих работников, не могу подготовить, чтобы они смогли меня заменить. У меня есть на виду 2–3 работника. Если с ними год-два хорошо поработать, то они могут стать достойными кандидатами для замены. В ответ на вопрос Сталина я назвал трех моих заместителей: Крутикова, Меньшикова и Кумыкина. Сталин спросил, что они из себя представляют. Я конкретно рассказал, на что они способны, какие имеют достоинства и недостатки.

В последующем Сталин часто спрашивал о них. Отвечая ему, я всякий раз подчеркивал способности Крутикова.

Вдруг через год Сталин неожиданно предложил выдвинуть Крутикова на должность заместителя Председателя Совета Министров СССР с возложением на него обязанностей по внутренней торговле. Я остро возражал. Сталин упрекал меня, что не хочу уступить ему своего зама, что мне не хочется расстаться с ним. Я сказал, что не этим руководствуюсь, а боюсь, что он не готов для этой должности…

Сталин со свойственным ему упрямством, при моих настойчивых возражениях, в июле 1948 года все же провел назначение Крутикова, даже не побеседовав с ним. Через семь месяцев он был освобожден с переводом на меньшую работу».

29