Сталин против партии. Разгадка гибели вождя

А, во-вторых, Гитлер, конечно же, авантюрист, но не до такой степени, чтобы по окончании одной кампании тут же, без перерыва и отдыха для войск, ввязываться в новую. В-треть-их, отражать агрессию, особенно с хорошо оборудованных позиций, гораздо легче, чем атаковать, что финны нам и продемонстрировали в декабре 39-го. Так что немцы, подуставшие в боях с поляками, получили бы достойный отпор, если бы рискнули пересечь нашу границу вслед за польской.

«В общем, приглашение Риббентропу в Москву Сталин направил не от плохой, а, наоборот, от хорошей жизни. Инициатива целиком принадлежала Кремлю, и Кремль не замедлил с выбором: позволил Германии захватить Польшу в прибавку к Чехословакии и Австрии, дабы чуть позже подгадать момент и освободить либо все три государства, либо, по крайней мере, два — Польшу и Чехословакию. Кто ж тогда ведал, что Франция с Англией так оконфузятся в 1940 году, «умиротворят» Гитлера всем континентом, включая саму Францию. Представляете, какой у Сталина возник соблазн — стать избавителем целой Европы. Да, соверши генсек подобное, ЦК, наверное, и разгонять не понадобилось бы. По первому требованию коллегия выкинула бы белый флаг. Что касается насильственной советизации европейских держав, то не стоит обольщаться. Сталин — не Гитлер, прекрасно понимал, к чему приводит экспорт революций, и не стремился никому ничего навязывать. Пример послевоенной Финляндии — яркое тому подтверждение. Захотят освобожденные народы строить социализм— ради бога. Не захотят— дело хозяйское, лишь бы не враждовали с нами. Ссылки на послевоенную историю Восточной Европы — не аргумент, ибо в ту пору случилось повсеместное размежевание на два антагонистических блока, готовых воевать друг с другом. Причем первыми нервы подвели не Восток, а Запад, который в августе 1945 года пригрозил СССР ядерными взрывами в Хиросиме и Нагасаки, а в марте 1946 года устами Черчилля в Фултоне обвинил Россию в экспансионизме и призвал цивилизованный мир объединиться против нее. Естественно, после таких демаршей поневоле соберешь в кулак все, что есть под рукой»[65].

Однако вернемся к факторам, красноречиво подтверждающим истинную причину родившегося у Сталина решения о грядущем «освободительном» походе в Европу. Третьим таким фактором является то, что Сталин сумел не только всесторонне подготовиться к этому походу, но и предугадал примерный срок начала этого похода.

Действительно, начав «скрытую мобилизацию» и поставив под ружье армию численностью свыше 5 миллионов человек, он не мог не понимать, что всю эту массу людей предстоит отпустить по домам через два года, то есть к сентябрю 1941 года. Или… до 1 сентября 1941 года он должен был «задействовать» армию по ее прямому назначению, то есть вступить в войну.

Возразят. Можно было в законодательном порядке объявить о трехлетней службе и задержать демобилизацию еще на один год, поскольку многие историки считают, что Сталин действительно хотел напасть на Гитлера первым, но… только летом 1942 года. Однако на такой шаг никакой трезвомыслящий политик никогда не решится. Если солдату, который отслужил два года, отсчитал дни, часы и минуты до «неизбежного дембеля», объявят, что ему предстоит служить еще один год, армия мгновенно рассыплется. Такую армию никакими силами не удержишь, поскольку в мирное время такое просто недопустимо. Это все равно, что бегуну-марафонцу успешно, с напряжением последних сил, сумевшего преодолеть 42 километра и 195 метров, без всякого отдыха предложить пробежать еще ровно половину — что с ним будет? Так что нужно было либо начинать войну летом 1941 года, либо распускать отмобилизованную с таким трудом и громадными материальными затратами армию по домам. И тогда становилось бы совсем непонятным, зачем нужны были невероятные расходы на обучение и содержание этой гигантской армии.

Подтверждением тому, что срок «освободительного похода» был выбран не случайно, служит и тот факт, что в конце 1940 года и в первой половине 1941 года началось массовое перемещение войск из центральных и восточных районов на запад страны, а вернее, ко вновь образовавшейся после «освободительного похода» Красной Армии в Западную Украину, Западную Белоруссию и Бессарабию западной границе СССР.

Современные историки уже не спорят о том, хотел или не хотел Сталин совершить упреждающий удар по группировке гитлеровских войск по другую сторону новой границы, отодвинутой на запад на 300 с лишним километров. Спор нынче идет о том, какой день был выбран для начала «молниеносной» войны на «чужой территории» и «малой кровью».