Сталин против партии. Разгадка гибели вождя

Столь же выгодными массовые репрессии оказывались и для НКВД, карательной в основе организации, существование которой после фактического завершения «разоблачений» и арестов подлинных или мнимых сторонников Троцкого, Зиновьева, Бухарина теряло смысл. И потому вполне возможно, что Ежов, сам выходец из партократии, в недавнем прошлом секретарь Марийского обкома Семипалатинского губкома Казахского крайкома, не утратив чувства корпоративности, легко нашел общий язык с Эйхе, со многими первыми секретарями и согласился с необходимостью как можно скорее устранить тех, кто непременно проголосовал бы против них, а может быть, и провел бы собственных депутатов.

Если это так, то становится понятным отсутствие Ежова в кремлевском кабинете Сталина 1 и 2 июля. Именно ему, вероятно, и пришлось готовить проект решения Политбюро от 2 июля, которым НКВД отводилась столь существенная, но пока не основная роль — взятие на учет «кулаков и уголовников», иными словами, тех крестьян, которым возвратили избирательные права: разделение их на две группы — подлежащих расстрелу либо высылке; определение места ссылки, вернее — создание многочисленных исправительно-трудовых лагерей в соответствии с нуждами экономики»[58] (Выделено мной. — А.К.).

После появления на свет решения Политбюро от 2 июля, разосланного циркулярно во все крайкомы, обкомы и ЦК нацкомпартий в тот же день, уже не было ничего удивительного в том, как прошли незамедлительно созванные, традиционные и в большой степени рутинные партактивы для обсуждения итогов Июньского пленума, какие резолюции были на них приняты. Первые партактивы провели в Москве и Ленинграде уже 4–5 июля, где не говорили ни о сути и особенностях новой избирательной системы, ни о подготовке агитаторов и пропагандистов к выборам. Внимание было сосредоточено на другом, не имевшем отношения к пленуму, но готовившем членов партии к тому, что должно было неизбежно вскоре произойти.

«Каждый партийный и непартийный большевик, — отмечалось в резолюции московского актива на котором с докладом выступил Н.С. Хрущев, — должен помнить, что враги народа, подонки эксплуататорских классов — японо-германские фашистские агенты, троцкисты, зиновьевцы, правые, эти шпионы, диверсанты и убийцы, будут всячески пытаться использовать выборы для своих вражеских контрреволюционных целей… Разоблачение, выкорчевывание и разгром всех врагов народа являются важнейшим условием успешного проведения выборов в советы, осуществления сталинской конституции и дальнейшего победоносного продвижения нашей страны к коммунизму»[59].

Столь же агрессивной оказалась резолюция, принятая ленинградским партактивом:

«Боевая задача ленинградской партийной организации заключается в том, чтобы выкорчевать до конца из партийных, советских, профсоюзных и комсомольских организаций вредителей, шпионов, контрреволюционных троцкистско-зиновьевско-бухаринских выродков и поставить на все участки работы преданных делу социализма воинствующих партийных и беспартийных большевиков, верных сынов партии и родины»[60].

После столь откровенного призыва превратить выборную кампанию в «охоту на ведьм» не стал удивительным ход четвертой сессии ЦИК СССР седьмого созыва, открывшейся 7 июля 1937 года. На сессии, как и на Пленуме ЦК с докладом о проекте «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» выступил Я.А. Яковлев, повторивший все то, что было им доложено на Пленуме. Прения по докладу Яковлева были своеобразными. Все без исключения выступавшие в прениях, дружно игнорировали суть доклада. Говорили о чем угодно, только не о главной проблеме — альтернативности выборов, но больше всего напирали на угрозы, исходящие якобы от «врагов народа». В этом отношении характерным является выступление вице-президента АН УССР А.Г. Шлихтера, в прошлом видного государственного деятеля, занимавшего посты наркома продовольствия РСФСР и УССР, наркомзема УССР, который с трибуны сессии призывал к пролитию крови:

«Врагам народа, — запугивал он собравшихся в зале, — удалось проникнуть на ответственнейшие участки нашей работы. Мы не сумели разоблачить своевременно всех этих мерзавцев, японо-германских шпионов, диверсантов, троцкистов и прочую сволочь… Такие преступления, как измена Родине, нарушение присяги, переход на сторону врага, — все эти преступления могли бы быть предупреждены своевременно, если бы революционная бдительность была на должной высоте…. Никакой пощады врагам народа!»[61]