Сталин против партии. Разгадка гибели вождя

К 16 октября 1952 года следственной группе М.Д. Рюмина подготовить для защиты предстоящей акции надежный пропагандистский заслон по-хорошему (методами психологического давления на арестованных и криминалистических экспертиз) не удалось. Посему сразу же после Пленума группу врачей, выбранных для ритуальной жертвы, без проволочек взяли под стражу и перепоручили другой команде, которая с 12 ноября по личному распоряжению Сталина принялась безжалостно выбивать из несчастных самооговоры. Те были получены в кратчайшие сроки (к 24 ноября), и, ссылаясь на них, 1 декабря вождь проинформировал Президиум ЦК КПСС о раскрытии чудовищного заговора врачей, убивших Щербакова и Жданова, покушавшихся на Андреева, Булганина и многих иных видных советских, партийных работников и военных, нити которого уходят за кордон, к еврейским общинам США, в частности к организации «Джойнт». Именно во время трехдневного заседания Президиума ЦК (1,3 и 4 декабря), судя по черновику доклада Хрущева на XX съезде, Сталин произнес в сердцах загадочную фразу: «Вот вы какие — слепцы, котята! Не видите врага! Что будет без меня? Погибнет страна! Потому что вы не можете распознать врага!».

Фраза двусмысленна. Все поняли ее прямо, с переводом на личности. Между тем Сталин, очевидно, имел в виду врага не явного, врага незримого, сидящего в каждом из нас, — сильную веру в эффективность коллективного управления, проистекающую из недоверия и подозрительности людей друг к другу. В этом контексте слова Иосифа Виссарионовича звучат поистине пророчески. Страна и вправду погибнет, и погибнет, как и предрекал вождь, потому что никто так и не сможет распознать подлинную причину ущербности советской власти.

Сталин спешил. Чувствовал, что срок, отпущенный ему, стремительно тает. Оттого и торопил, даже опережал события. Еврей Вовси, невзирая на усилия экзекуторов с Лубянки, еще продолжал отрицать свою связь с ЦРУ через «Джойнт». Русский Виноградов упрямился повиниться в преднамеренном убийстве Жданова, а врач-кардиолог Софья Карпай, та самая, которая летом 1948 года снимала кардиограммы у Жданова так ни в чем и не призналась, несмотря ни на моральное давление, ни на пытки, испытав на себе «равное право» на экзекуцию с мужчинами. Как мы уже раньше отмечали, 13 января 1953 года «Правда» обнародовала данные признания. Сталин всячески подгонял подчиненных с организацией суда над врачами. Но прежде, чем устраивать американцам публичную обструкцию, следовало нейтрализовать волну антисемитизма, закономерно поднявшуюся благодаря соответствующей шумихе в прессе (большинство врачей, мнимых агентов американской разведки были из числа евреев). Поэтому Сталин повелел написать для «Правды» открытое обращение от имени пятидесяти восьми деятелей науки и культуры еврейской национальности. Документ напоминал обществу об опасности деления людей по национальной принадлежности, о наличии среди евреев такого же классового расслоения, как и в любом другом народе. Фактически петиция озвучивала официальную позицию по обострившейся проблеме, позицию, осуждающую разжигание национальной розни под благовидными политическими предлогами.

Письмо было подготовлено обозревателем газеты «Правда» Я.С. Хавинсоном (печатался под псевдонимом М. Маринин) при участии академиков М.Б. Митина и И.И. Минца. Они же и собирали подписи под письмом видных ученых, литераторов, артистов, конструкторов, врачей и военных еврейского происхождения. Некоторые фигуранты, чьи подписи предусматривались под документом, подписывать его решительно отказались. В частности, отказались поставить свои подписи генерал Яков Крейзер, профессор Аркадий Еруса-лимский, писатель Вениамин Каверин¹.

Публикация данного обращения была приурочена к началу скандального судебного процесса и экстренного Пленума ЦК КПСС, на который выносился вопрос о реорганизации коллективных органов управления страной, которые планировались на первую половину марта 1953 года. Конкретная дата должна была быть утверждена на заседании Президиума ЦК КПСС, которое было запланировано провести 2 марта 1953 года. Как уже отмечалось выше, Сталин принял решение данное обращение не публиковать, и, как полагает Я. Рабинович, на это его решение в значительной мере повлияло письмо И. Эренбурга Сталину[121].