По сей день остается неизвестным и характер отношений между Сосо и его духовником в последний год его пребывания в семинарии: вряд ли тот с его знанием людей мог не заметить, что с подопечным творится нечто странное, а если заметил, то почему не попытался бороться за свою начинавшую заблуждаться овцу? И не означает ли «невиданное послушание», к которому, по мысли Яковлева, якобы готовили Сосо, только то, что и сам духовник был связан с революционерами? На этот вопрос уже никто не ответит, и нам остается только догадываться о странных и таинственных отношениях между Сосо и его духовным отцом.
Но как бы там ни было на самом деле, 7 апреля 1899 года в кондуитном журнале семинарии в последний раз появилась фамилия Джугашвили, который был наказан за то, что не поздоровался с преподавателем А.П. Альбовым. Затем занятий в семинарии по случаю пасхальных каникул не было, а 25 апреля начались те самые экзамены, на которые Джугашвили якобы не явился. Если эта неявка была связана с рабочим движением, то ответ здесь мог быть только один: Сосо принимал участие в состоявшейся в Тифлисе 19 апреля маевке. Но если это было на самом деле так, то почему Сталин никогда не рассказывал о таком отрадном для всякого революционера факте в написанной им же самим биографии? Ведь подобными вещами можно было только гордиться.
В 1932 году Сталин так сформулировал причину своего изгнания из семинарии: «Вышиблен из православной семинарии за пропаганду марксизма». Вполне возможно, что так оно и было на самом деле и, по словам Вано, брата Ладо Кецховели: «...в конце концов семинарские ищейки напали на след тайных кружков и начали репрессии против нас». Но если это было так, то каким образом семинария выдала Джугашвили справку об окончании четырех классов, в которой стояла «пятерка» по поведению? Да и как могли руководители семинарии поставить высшую отметку человеку, который не вылезал из карцера и организовал во вверенном им царем учебном заведении тайный кружок?
Рассказ еще одного однокашника Сосо о том, что его хотели арестовать перед самым исключением из гимназии, но по какой-то причине не арестовали, только еще больше усложняло всю эту и без того запутанную историю. Особенно если учесть, что мать Сосо уверяла всех, что сама забрала сына из семинарии по причине заболевания им туберкулезом. Но если это было так, то непонятно, почему такая серьезная болезнь Сосо осталась неизвестной руководству семинарии и оно исключило его за «неявку на экзамены».
Впрочем, существовала и еще одна версия, согласно которой Сосо был отчислен из семинарии за участие в драке, которая закончилась поножовщиной. Но как бы там ни было, Сосо остался не у дел и по большому счету ему не на кого было обижаться: он сам сделал свой выбор и теперь пожинал плоды...
В мгновение ока оказавшись на улице, Сосо на какое-то время растерялся. Оно и понятно, слишком уж неожиданным был переход из вчерашних студентов в лицо без определенных занятий и места жительства. Что ему оставалось? Да только одно: вернуться в Гори, что он и сделал. Однако к якобы «забравшей» его из семинарии матери он почему-то не спешил и несколько дней прятался в садах, куда ему носила пищу одна из соседок. Почему? Боялся огорчить мать известием о своем исключении? Вряд ли! Вечно в саду он жить не мог, и рано или поздно ему все равно пришлось бы идти к матери и рассказать ей все. Да и не проще ли было спрятаться у родственников, которых у него в Гори хватало?
Вся эта весьма странная конспирация могла означать только одно: Сосо опасался отнюдь не матери, а кого-то другого. И именно поэтому он не пошел сдавать экзамены, а потом уехал и из Гори (где его обязательно нашли бы) с Михой Давиташвили в Цроми, где и провел почти все лето. И, как вспоминал брат Михи Петр, Сосо не только усиленно занимался все это время самообразованием, но и начал вместе с Михой «свою конспиративную жизнь».
Очевидно, полиция на самом деле усиленно интересовалась Сосо и даже устроила обыск в доме Давиташвили. Однако ему и на этот раз удалось избежать нежелательной встречи, так как хозяин дома был своевременно предупрежден о предстоящем визите. В конце концов, Сосо вернулся в Гори, где имел обстоятельную беседу с Ладо Кецховели, по всей видимости, об организации забастовки рабочих тифлисской конки. А дальше последовали весьма интересные и не менее странные события.