Сталин. По ту сторону добра и зла

Читал Сосо русских и западных авторов. «93-й год» Виктора Гюго привлек его внимание к Великой Французской революции, и он всерьез увлекся исторической и политической литературой. Конечно, все эти книги не являлись прямым призывом к революции, но не наводить на определенные мысли молодых людей с таким плебейским происхождением, как у Сосо, они не могли. И наводили...

Интересовался Сосо и духовной литературой. Изучая ее, он пытался постичь идею единого Бога как носителя абсолютной благости, абсолютного могущества и абсолютного знания. Но уже очень скоро все эти Ветхие и Новые заветы наскучили ему, и не только из-за своей догматичности. В силу своего непокорного характера он, даже при всем желании, не мог постичь основы христианского учения с его непротивлением злу, любовью ко всем и всеобщему прощению. Да и как он мог простить отравлявшего ему в течение стольких лет жизнь отца и еще молиться за него?! А монахи семинарии со своей грубостью и ничем не прикрытым ханжеством? За них, следивших за каждым его шагом, он тоже должен был молиться? Ну уж нет. Все, что угодно, только не это! И куда ближе ему было ветхозаветное «око за око, зуб за зуб»...

Особое внимание Сосо привлекла история инквизиции и, конечно, ее духовный отец Торквемада, который первым придал инквизиционному трибуналу политический характер. Он пытал, рвал на куски и сжигал на кострах всех, кого подозревал в инакомыслии, и Бог бесстрастно взирал с небес на его деяния. Вывод? Вывод один: истребление инакомыслящих угодно Господу...

Ну а знакомство с историей России и русским царем Иваном Грозным еще больше укрепило Сосо в этой мысли. Правда, уже первая строчка в пухлой «Истории России» заставила его поморщиться. «Земля наша велика и обильна, — с явным недоумением читал он причитания не умевших править своей страной русских людей, — но порядка на ней нет. Приходите править и владеть нами». Но больше всего его поразило то, что у тех, кто одобрял печатание таких книг, не хватило мудрости или гордости раз и навсегда вычеркнуть эти постыдные строки.

Впрочем, эти строчки не только заставляли его морщиться, но и наводили на вполне определенные мысли. Никакие варяги не смогли и не смогут навести порядка на русской земле. Для этого нужны совсем другие люди. Какие? Да такие, как самый страшный царь русской истории Иван Васильевич Грозный, какие же еще! Он начал создавать единую и могучую Россию и познал величайший секрет правления: только жестокость способна творить историю. И примененная с умом и хитростью, она была способна творить чудеса.

Необыкновенный интерес вызвала у Сосо и знаменитая тайная полиция Грозного или та же самая инквизиция, которая выведывала измену и железной метлой выметала сор из российской избы. И далеко не случайно седла опричников были украшены железными эмблемами в виде собачьей головы и метлы.

Грозный пошел куда дальше монголов, которые наказывали только за непослушание, и чтобы это самое послушание вошло в кровь его подданных независимо от их места под солнцем, он изобрел террор. По малейшему подозрению людей избивали кнутами, рвали их тела на части клещами, сжигали на кострах и топили в прорубях. И в конце концов он добился своего: люди боялись только одного его имени и сами клали головы на плахи, как это имело место в Новгороде! И как же надо было бояться (или уважать?) своего отца, чтобы, получив от него смертельный удар по голове железным посохом, произнести: «Я умираю твоим верным сыном и самым покорным из твоих подданных».

Конечно, тогда Сосо читал о великих инквизиторах скорее из-за интереса, но никто не может сказать точно, не вспоминал ли Сталин об инквизиции, когда подчинял себе НКВД и ГПУ? Если да, то он не зря читал эти книги и его умению расправляться с инакомыслящими позавидовал бы сам Торквемада...

Вывод? Да он был простым, как выеденное яйцо! Там, где сильный царь и могучая инквизиция, инакомыслящих меньше, а значит, меньше и угроз власти. Да и государство здоровее...

Но... мысли мыслями, а до открытого бунта было еще далеко, и первый курс Сосо окончил одним из лучших. На каникулы он отправился в Гори, где познакомился со студентами медицинского факультета Московского университета Иосифом Барамовым и Петром Дондаровым — активными членами студенческого кружка. Сосо с интересом слушал рассказы будущих медиков об их университетской жизни, разительно отличавшейся от его тусклого существования в семинарии. Эту серость он особенно ощутил по возвращении в Тифлис. На этот раз семинария со своей убогой жизнью и постоянной слежкой за семинаристами показалась ему не храмом науки, а самой обыкновенной тюрьмой, в которой неизвестно для чего томились полные сил и жизни молодые люди.