Сталин и заговор Тухачевского

13 мая Сталин принял Тухачевского по его просьбе. Запись разговора до сих пор якобы «не обнаружена». Впрочем, в ней и нет особой нужды. Содержание разговора предельно ясно: Михаил Николаевич пытался рассеять «подозрения» и оправдаться. А оправдываться было в чем: как объяснил он 11 мая бывшему члену ВЦИК П.Н. Кулябко (тот рекомендовал его в 1918 г. в партию и сразу же явился к нему домой для прояснения вопроса: «Почему маршала сняли с поста заместителя наркома?»), — его, Тухачевского, страшно подвели: бывший порученец и его «знакомая» Кузьмина (на самом деле бывшая жена!) оказались неприятельскими агентами и уже арестованы. Вероятно, на этом свидании присутствовали и обычные свидетели: Ворошилов, Молотов, Каганович, Ежов. Они скорее всего недобро молчали.

14 мая Примаков, называя соучастников, впервые упоминает о Якире. Его сообщение вызывает сенсацию: «Троцкистская организация считала, что Якир наиболее подходит на пост народного комиссара вместо Ворошилова. Считали, что Якир является строжайшим образом законспирированным троцкистом, и допускали, что он, Якир, лично связан (!) с Троцким, и, возможно, он выполняет совершенно секретные, нам не известные самостоятельные задачи». (Известия ЦК КПСС, с. 48.)

В ночь на 15 мая Путна, переведенный из тюремной больницы Бутырской тюрьмы в тюрьму Лефортовскую, после длительного ночного допроса дал показания против Тухачевского и ряда других крупных работников, как участников «военной антисоветской троцкистской организации».

Б. Фельдман, едва его арестовали (15 мая 1937 г.), очень быстро дал показания на Тухачевского и «остальных участников заговора».

16 мая Корк (арестован в ночь на 14 мая, т.е. спустя всего два дня после ареста) произвел своими показаниями не меньшую сенсацию, чем Примаков и Фельдман. В двух заявлениях на имя Ежова он признал участие в антисоветской деятельности, сообщал, что в организацию правых был вовлечен А. Енукидзе (секретарь Президиума ЦИК СССР, правая рука М.И. Калинина), указывал, что военная организация правых включала в себя троцкистскую военную группу Путны, Примакова и Туровского (работник армейской инспекции РККА), что с ними «был связан сам Тухачевский». Корк писал, что основная задача группы состояла в проведении военного переворота в Кремле, а возглавлял военную организацию правых штаб переворота в составе его, А.И. Корка, М.Н. Тухачевского и В.К. Путны. (Там же, с. 49.)

Новый страшный удар — показания Фельдмана на допросах 19, 21 и 23 мая. Он называет, как заговорщиков, группу из более 40 видных армейских командиров и политработников. (Там же, с. 49.)

Теперь страх чувствуют сам Ежов, Фриновский и другие работники НКВД, не имевшие тайной ориентации на Троцкого, Бухарина или Тухачевского. Ежов каждый день делает личный доклад Сталину, посылая ему протоколы допросов.

20 мая Ежов представляет Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу протокол допроса Фельдмана и просит разрешения арестовать всех, кого тот назвал. Среди них числятся М. Тухачевский, И. Якир, Р. Эйдеман. Гамарник назначается членом Военного совета Среднеазиатского военного округа.

21 мая Примаков дает письменные показания, что во главе заговора стоит М. Тухачевский, лично связанный с Троцким, называет, как «участников предприятия», еще 40 видных советских работников, объявляет, что с ними находились в тайной связи Б.Н. Шапошников, С.С. Каменев, Я.Б. Гамарник, П.Е. Дыбенко, СП. Урицкий и др.

В этот же день личный доклад Сталину делает заместитель Ежова Фриновский. Он рассказывает о ходе следствия, дает характеристики арестованным. Фриновский, видимо, тоже начинает терять голову, заражаясь общим страхом. Он все чаще побуждает следователей пускать в ход кулаки и резиновые дубинки. И сам (забывая о сане!) участвует в избиениях «несговорчивых» арестованных.

22 мая. Сессия Академии наук СССР единогласно исключила Бухарина из числа академиков, как врага народа. («Последние Новости», 23. 05. 1937, с. 1.) Тогда же, 22 мая, арестованы М.Н. Тухачевский и Р.П. Эйдеман (Председатель Центрального совета Осоавиахима). Узнав об аресте Тухачевского, который перед отъездом в Куйбышев заходил к нему домой для последнего совета и прощания, Гамарник снова слег. Но продолжал через силу работать с бумагами, которые ему доставлял секретарь, бригадный комиссар Н. Носов.