Сталин и разведка

Но самой «яркой» фигурой среди беглецов стал резидент НКВД и советского правительства по безопасности в Республиканской Испании Орлов Александр Михайлович (он же Никольский Лев Лазаревич, настоящее имя Фельдбин Лейба Лазаревич, псевдоним Швед), 1895 года рождения. Член РКП(б) с 1920 года, участник Гражданской войны на юге России. С 1920 года— в ВЧК, с 1926 года — в ИНО. С этого же времени на разведработе во Франции, в 1930—1933 годах — в центральном аппарате, а в 1933— 1937 годах — нелегальный резидент ИНО во Франции, Австрии, Италии. В 1937—1938 году— в Испании. Участник ряда острых операций разведки, в том числе вербовки «кембриджской пятерки», ряда других важных агентов, убийства руководителя испанской марксистско-троцкистской партии Андреса Нина и других лиц, вывозе в СССР золотого запаса Испании.

Его с 1924 года лично знал и высоко ценил Сталин, который рекомендовал направить его в Испанию. Главной задачей Орлова было «сталинизировать» республиканскую Испанию, чем он усиленно занимался.

Слухи о «чистке» в рядах сотрудников НКВД в Москве сильно травмировали Орлова. Главное его беспокойство вызывала даже не собственная судьба, а судьба тяжело больной дочери, которая вместе с женой Орлова находилась в Испании. Масла в огонь подлила телеграмма Ежова от 9 июня 1938 года, предлагавшая ему выехать в Антверпен, где 14 июля на борту советского парохода «Свирь» якобы должно было состояться совещание с «товарищем, известным вам лично». Поняв, что на борту парохода его ждет арест с последующим расстрелом, Орлов решает бежать вместе с семьей. Прихватив из сейфа резидентуры 60 тысяч долларов, Орлов скрылся, сначала в Париже, а оттуда перебрался в США.

На имя Ежова он направил письмо о причинах своего дезертирства. В нем он откровенно шантажировал руководство разведки и страны выдачей всей известной ему агентуры, если его не оставят в покое. А таковой было немало: от «кембриджской пятерки» до «Красной капеллы».

Как только с письмом Орлова ознакомилось руководство в Москве, начавшаяся было «охота» за ним была приостановлена, а затем и вовсе прекращена. Обе стороны выполнили свои обязательства — Орлов не выдал ни одного агента, и они успешно продолжали свою работу. Правда, в 1938 году Орлов направил Троцкому анонимное письмо о готовящемся на него покушении, но тот не принял его всерьез.

Некоторые аналитики считают, что письмо предназначалось не так Троцкому, как Сталину. Орлов, прекрасно знавший Меркадера, не выдал его, хотя мог это сделать — и, следовательно, рассчитывал, что когда через агентуру Сталину станет известно об этом письме, он еще раз убедится в честности Орлова и его жены (одно из условий письма к Ежову).

Уже после смерти Сталина Орлов опубликовал книгу «Тайная история сталинских преступлений», дал показания в Комиссии конгресса, однако и тогда каких-либо полезных для американских спецслужб сведений не выдал. Он спокойно прожил в Америке до 1973 года и, в отличие от других высокопоставленных перебежчиков, умер своей смертью.

Репрессии в отношении оперативных работников сказались — если не прямо, то косвенно — и на судьбах агентов, которых они вербовали или с которыми работали.

Филби, Маклейн, Бёрджес чуть было не были исключены из агентурной сети после того, как «выяснилось», что участники их вербовки и первоначальной работы с ними — Малли «враг народа», а Орлов «невозвращенец и предатель». Их не исключили, но на какое-то время «законсервировали».

Чтобы сохранить агентов, сотрудники Центра иногда шли на хитрости. В личном деле Китти Харрис, например, имеется запись: «Кем завербована — неизвестно». Это потому, что она была завербована Эйнгорном, осужденным «врагом народа», и наличие в «деле» его имени могло вынудить к прекращению связи с ней, а она была нужна.

К сожалению, по аналогичным причинам связь с некоторыми агентами была утрачена навсегда.

* * *

Возникает вопрос, протестовал ли кто-нибудь из разведчиков против репрессий (не считая беглецов и «невозвращенцев»)?

Автору известен один такой случай. Сын известного революционера и чекиста Михаила Сергеевича Кедрова, Игорь Михайлович Кедров (1908—1940), член ВКП(б) с 1931 года, сотрудник центрального аппарата ИНО ОГПУ, в феврале 1939 года вместе со своим другом, старшим уполномоченным КРО ГУГБ НКВД В.П. Голубевым (1913—1940) обратились в адрес Сталина и ЦКК с заявлением о нарушениях социалистической законности и недостатках в работе органов НКВД. Вскоре оба они были арестованы, обвинены в шпионаже и расстреляны. В 1954 году реабилитированы посмертно.

Сам Михаил Сергеевич Кедров, старый большевик, ненадолго пережил сына. Он был расстрелян в 1941 году. Посмертно реабилитирован.

Последствия репрессий для внешней разведки оказались ничуть не меньшими, если не большими, чем для военной.