Травля Жукова заставит его обратиться к Хрущёву и Микояну с письмом следующего содержания: «Какие только ярлыки не приклеивали мне, начиная с конца 1957 года и по сей день (т.е. спустя четыре года – Л.Б.). Мне даже не дают возможности посещать собрания, посвящённые юбилеям Советской Армии, а также парады на Красной площади. На мои обращения в ЦК партии и в ГлавПУР мне отвечают: «Вас нет в списках»…
Но всё это произойдёт потом, а пока в Кремле заседание продолжалось весь день 19-го и весь день 20-го июня 1957 года, поэтому о перемещениях, «самолётах» и «танках» высшее руководство страны ничего не знало. На этом третьем заседании Президиума ЦК КПСС вопрос уже ставился об упразднении самого поста первого секретаря ЦК.Хрущёв вёл себя самоуверенно, так как получал ежечасно данные «о ходе подготовки» к Пленуму ЦК, которая велась его людьми за стенами Кремля. Почти все члены ЦК, секретари областных, краевых и республиканских комитетов партии, все выдвиженцы Хрущёва, то есть та элита партноменклатуры, которая была создана и развращена им, и на поддержку которой Никита Сергеевич не без основания надеялся, тотчас же слетелась, как вороньё, в Москву.
Вопросами встречи и обустройства прибывающих членов Центрального Комитета ведали «птенцы гнезда Хрущёва» – Брежнев, Игнатов, Фурцева (в дальнейшем получившая в народе ироническое прозвище «Екатерина Третья» – Л.Б.). Наконец, в понедельник, 22-го июня 1957 года собрался Пленум, где первое словобыло предоставлено «верному маршалу Жукову», который выступил с такой филиппикой против Маленкова, Молотова и Кагановича, что вопрос о смещении Хрущёва даже не был затронут ни одним оратором.
Как же слеп был сталинский маршал, вторично помогая Хрущёву – в первый раз при аресте Берия, а на сей раз в разгоне большинства Президиума Центрального Комитета, объявленного «антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Сабурова, Первухина и примкнувшего к ним Шепилова».
Впоследствии, на ХХII съезде КПСС министр культуры Е. Фурцева, критикуя так называмую «антипартийную группу», льстиво скажет: «Какое счастье для всей нашей партии, какое великое счастье для нашего советского народа, что в тот момент Центральный Комитет нашей партии во главе с нашим дорогим Никитой Сергеевичем оказался на высоте своего положения». (ХХII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчёт. М.: Политиздат, 1961). Да уж, действительно, было «великое счастье для нашего советского народа», дальше некуда…
«Раскаявшегося» К.Е. Ворошилова, старейшего члена руководства, утрачивающего, правда, былую активность, Хрущёв подержит до 1960 года на посту формального главы государства – Председателя Верховного Совета Союза ССР. Не тронет пока и Булганина, хотя и сохранит злую память о его словах, произнесённых на первом заседании Президиума ЦК 18 июня: «Невыносимо. Мы идем к катастрофе. Все стало решаться единолично». И только из-за этих слов отправит его через год «на хозяйственную работу», лишив звания Маршала Советского Союза, и узурпировав пост Председателя Совета Министров СССР.
Главный итог этого «кремлёвского переворота» в том, что Хрущёву удалось полностью обновить Президиум ЦК своими ставленниками, которые, как он полагал, не будут ему «мешать». Наконец-то ему удалось вывести КПСС на первые роли, подмять под себя Совет Министров СССР (Маленков), МВД (Берия) и армию (Жуков) и установить тотальный контроль над всеми структурами власти.
Именно с этого «чёрного понедельника», с этой и по 41-му печально известной даты – 22 июня 1957 года, то есть с победы Хрущёва над сторонниками диктатуры пролетариата, именуемой с тех пор «антипартийной группой и примкнувшим к ней Шепиловым», начался номенклатурный беспредел в Советском Союзе, который, в конечном счёте, привёл страну к упадку и катастрофе.
Восторженный трубадур хрущёвской «оттепели», литературовед Корней Чуковский в своей дневниковой записи так описывал медицинское обслуживание партаппаратчиков по сравнению с лечением простого люда: «Работники ЦК и другие вельможи построили для себя рай, на народ им наплевать. Народ на больничных койках, на голодном пайке, в грязи, без нужных лекарств, во власти грубых нянь, затурканных сестёр, а для чинуш и их жён сверхпитание, сверхлечение, сверхучтивость, величайший комфорт». (