Сталин и Гитлер. Кто кого обманул

Несколько слов о творчестве Хоффмана

Всестороннее рассмотрение историко-политической концепции, которой придерживается Хоффман и другие представители так называемого «ревизионистского направления», не входит в задачи настоящего исследования. Наша цель — дать конкретный источниковедческий анализ тех документов, на которые опирается Хоффман, трактуя речь Сталина как «агрессивную» и «антигерманскую», т.е. выяснить аутентичность этих документов, допустимость их использования в качестве первоисточника, а также точность их цитирования и интерпретации Хоффманом. Это, в свою очередь, позволит составить представление о качестве документальной базы, на которую опираются приверженцы тезиса о «превентивной войне» гитлеровской Германии против СССР, об их методах работы с документами, о степени обоснованности их концептуальных построений.

Однако прежде чем приступить к разбору вышеприведенного отрывка из статьи Хоффмана, выскажем все же некоторые общие замечания, касающиеся его творчества в целом.

Как и писания Суворова, работы Хоффмана— это события не научной, а скорее политической жизни. Их сложно разбирать и критиковать с позиций академической науки, поскольку они лежат вне принятой в ней системы координат. Хотя Хоффман и является профессиональным историком, он⁴ явно не признает ни знаний, накопленных мировой историографией в изучении тех вопросов, которые его так занимают, ни выработанных ею общих принципов и методов анализа событий прошлого и работы с первоисточниками. Произведения Хоффмана оставляют впечатление, что такие понятия, как исторический контекст, причинно-следственная связь, контраргумент, для него вообще не существуют. Шокируют его приемы отбора, цитирования и интерпретации документов, а также обхождение с мнением других авторов.

Пытаясь оценить то или иное положение в трудах Хоффмана, невольно теряешься в догадках: что это — недоразумение или сознательно искажение фактов? Как может, например, исследователь, несколько десятилетий занимающийся военно-исторической проблематикой, не знать:

что понятия «нападение» и «наступление», которыми он оперирует, не являются синонимами;

что укрепление и модернизация вооруженных сил государства сами по себе еще не дают основания для его обвинения в подготовке агрессии, поскольку чаще всего диктуются необходимостью противостоять внешней угрозе, равно как не может являться таким основанием и уверенность государства, его вооруженных сил в своей победе в случае войны;

что наступательная военная доктрина СССР в тот период— это доктрина, предусматривавшая не нападение на противника, а переход в мощное стратегическое контрнаступление после того, как вражеские силы вторжения связаны и разгромлены в приграничных боях;

что военные намерения государства оцениваются не по проектам оперативных планов, которые генштаб любой армии плодит в великом множестве в расчете на все случаи жизни, и не по репликам и тостам на банкетах, а по тем документам, которые утверждены правительством и приняты вооруженными силами к исполнению;

что недопустимо давать оценку принципиальным политическим вопросам на основании показаний нескольких военнопленных, полученных неизвестно каким способом и при каких обстоятельствах, тем более зная, что армейские майоры, полковники и даже генерал-майоры — это фигуры, которые, как правило, не посвящены в тайны большой политики, а цитируемые показания противоречат показаниям подавляющего большинства других военнопленных?

Список недоуменных вопросов, которые вызывают работы Хоффмана, можно было бы продолжить. Однако обратимся к разбору конкретных аргументов, с помощью которых он пытается доказать, что 5 мая 1941 г. Сталин якобы говорил военным о намерении СССР напасть на Германию.

Ошибка Александра Верта. Негожие свидетели: Хильгер, Риббентроп

Свидетельство Верта, с которого Хоффман начинает свои рассуждения, приверженцы тезиса о «превентивной войне» уже давно рассматривают как один из наиболее веских аргументов, подтверждающих их версию. Оно имеет для них исключительную ценность, поскольку исходит из лагеря бывших союзников СССР в войне против Германии. Это обстоятельство позволяет им представлять высказывание Верта о том, что Сталин якобы говорил выпускникам военных академий: война с Германией «почти неизбежно» начнется в 1942 г. и, может быть, СССР возьмет инициативу ее развязывания на себя, — как неоспоримое. Однако свидетельство Верта, к которому апеллируют не только представители «ревизионистского направления», но нередко и его критики[258], требует к себе в высшей степени осторожного отношения. На это обстоятельство уже указывали исследователи[259].