— …Хлебом мы воинов кормить будем, и женок их, и детей малых. А вы пять гривен за кадь ломить? Куда заберете гривны сии — в ад? Во тьму и скрежет зубовный?.. Постыдились бы, — голос Владимира смягчился, стал укоряющим. — Ляшского конца купцы — ляхи, и фрязи, и варяги товар свой за дарма воинству отдали — мечи франкские, топоры, шеломы… Жидовский конец амбары открыл: и хлеб, и мясо — все воям отдаёт. А вы? Крестов на вас нет?
— А чего крестов? — донесся из толпы голос, полный тупой, тяжёлой злобы. — Наш хлеб! Наш! Сами его покупали. Сами теперь продадим. За сколько захотим! И ты нам тут не указ! Купцы всем нужны, с Калином ужо как-нибудь договоримся.
…Поначалу большевики все же пытались управлять как нормальное, цивилизованное правительство. Едва придя к власти, они подтвердили введённую ещё Временным правительством хлебную монополию — закупку зерна на селе по твердым ценам, запрещение его свободной продажи. И в полном соответствии с лозунгами возложили реализацию хлебной монополии на власть. В данном случае — на местные Советы. Если бы на село сразу послали продотряды… впрочем, до продотрядов надо было еще дозреть. Не все сразу.
Что собой представляли местные Советы того времени — не поддается никакому полету фантазии. Ситуация там определялась множеством факторов, но в основном двумя: продовольственным положением членов Совета — персонально! — и политической ориентацией того горлопана, который им руководил. Первый фактор определял политику Совета, второй — лозунг, под которым эта политика проводилась. Это кроме тех случаев, когда власть захватывали местные гопники или пришлые бандиты. Никакая власть им была не указ, ибо вся власть кому? Правильно, Советам.
Всё же существовало общее правило: чем более «промышленными» оказывались губерния, волость, уезд, тем тверже там поддерживали хлебную монополию. И стоит ли удивляться? Ведь чем больше людей занято в промышленности, тем хуже положение с хлебом, так что вся надежда на государство.