Горький много за кого вступался, однако Ленин его не очень-то слушал. Тем не менее под трибунал Гольдин не пошел и даже не был убран с продработы, а в том же 1920 году назначен в таком же качестве на Алтай.
Но вернемся к Марголину. Есть ведь и третья версия всей этой истории — перед нами эсеровский провокатор. Беспредел он творил, чтобы озлобить крестьян, а связь держал под контролем, чтобы никто вовремя остановить не мог, — и плевать, что будет потом. Дело сделано, а Россия — страна большая.
А. С. Казаков, автор книги «Партия эсеров в Тамбовском восстании», пишет о том, что местные эсеры в массовом порядке входили в компартию.
«Были случаи, когда почти целиком эсеровская ячейка переходила в ряды РКП. Впоследствии выяснилось, что многие вошли с исключительной целью дискредитирования партии в глазах населения…»[169]
Оставим рассказ о прорвавшихся в Тамбовскую губернию казачках на совести господина Сенникова — шатающихся «меж двор» военных и без них хватало. В России того времени никто не испытывал недостатка в военспецах, кому бы они ни требовались — ни красные, ни зелёные, ни серо-буро-малиновые. Однако с политическим руководством все обстояло сложнее, еще сложнее было с агитработой и совсем уже плохо — с организацией хоть сколько-нибудь вменяемого местного самоуправления. Все это в Тамбове имелось, а значит, за восстанием стояла не самочинная крестьянская организация, а мощная и, главное, опытная политическая сила.
Свою книгу об антоновском восстании Самошкин начинает с признания, которое по нынешним временам дорого стоит:
«Общеизвестно, что антоновский мятеж подготавливался эсерами. Как правыми, так и левыми. Хотя их роль в этом нещадно преувеличена нашими историками, но именно эсеры провели в Тамбовской губернии основную работу по пропаганде антикоммунистических настроений среди широких крестьянских масс и по созданию в деревне подпольных комитетов Союза трудового крестьянства (СТК), которым отводилась роль центров по непосредственной подготовке крестьянских выступлений на местах. К середине лета 1920 года значительная часть Тамбовской губернии была уже покрыта густой сетью нелегальных комитетов СТК — сельских, волостных, районных и уездных. Существовал и глубоко законспирированный губернский комитет (губком) СТК»[170].
Интересно, куда ЭТО ещё можно преувеличить?
24 августа состоялась уездная конференция СТК, на которой шла речь о восстании. Однако само восстание вызвал и разжег исключительный идиотизм местных властей.
…Лето 1920 года выдалось неурожайным. Общий сбор зерна, по прикидкам, обещал быть 62 млн. пудов, тогда как внутренняя потребность губернии составляла 64 млн. Разверстка, наложенная с учётом засухи, была не слишком велика, составив 11,5 млн. пудов. В общем-то, не смертельно — если бы не двойная ошибка губпродкома. Во-первых, контора товарища Гольдина сумела промахнуться в оценке урожая — всего-навсего вдвое, поскольку на самом деле собрали 32 млн. пудов хлеба, — задание же вовремя не подкорректировали. Во-вторых, он ухитрился спланировать так, что из двенадцати уездов на три самых пострадавших от засухи — Тамбовский, Кирсановский и Борисоглебский — пришлось 46 % разверстки.
В августе по деревням пошли продотряды. И тогда грохнуло.
Однако начали не крестьяне. 19–20 августа 1920 г. сразу в нескольких местах вооруженные банды дезертиров напали на продотряды и сельсоветы. К тому времени в губернии насчитывалось 110 тысяч дезертиров, из них 60 тысяч — в мятежных уездах. Вся эта орава должна ведь как-то кормиться, и куда удобней было трясти продотряды, чем крестьян — и хлеб получишь, и Робин Гудом прослывешь.
Во главе восстания тут же материализовались комитеты СТК. В какой-то степени повстанцев поддержали и крестьяне. В какой — неведомо, поскольку мобилизацией не брезговала и «народная армия».