«Перед судом — свидетельница Ольга Алексеевна Коленкова, пожилая крестьянка. Из-под линялого ситцевого платка выбивается седая прядь. Бугристый шрам пролегает через всю щеку. Она говорит медленно, трудно.
— Белые, вот его молодчики, — указывает она на атамана, — убили у меня двух старших сынов. Одному было двадцать два, другому — пятнадцать. А меня привязали за ногу к конскому хвосту. И погнали лошадь в сторону камышей. (В руках я малых детишек своих держала.) Всю спину до костей мне ободрали. Как я в памяти осталась — не знаю. Чую, остановилась лошадь и кто-то отвязал меня. Потом услышала: „Иди за нами“. Я поняла, повели кончать. Привели в камыши, я перекрестилась, легла от слабости. Если бы это было днем, может быть, и прикончили меня, но это была ночь, ничего не видно… У одного ребёнка, у мальчика, руку отрубили, так он и умер потом в больнице.
— Сколько ему было лет? — спрашивает председательствующий.
— Два годика, а второму четыре. Второму перебили спинку. Сейчас он горбатый… А дальше что было, не знаю… Без памяти упала… И жива осталась. Забыли, видно, про меня, покуда детей мучили…»[153]
Не обязательно именно эта публика развлекалась в недрах крестьянских восстаний — да и зверства там были все же менее изобретательными. Но они устанавливали планку, верхний уровень изуверства, к которому подтягивались остальные палачи, а вслед за ними и красные — как удержишь?
…А мы ведь еще забыли про армию, которая тоже не прочь была побунтовать. В Тюмени, например, восстание опиралось на расположенные вдоль железной дороги части полевого строительства. Ну это, впрочем, другая история — у строителей всегда было повышенное количество «спецов», а данный контингент изначально склонен к изменам. Сие лишний раз доказывает, что восстание было не спонтанным, а заранее подготовленным, раз сумели договориться с военспецами.
Но вот вполне «народная» часть — Туркестанская дивизия под командованием Александра Сапожкова. Её мятеж был вызван, как пишется в предисловии к сборнику документов «Поволжье», «растущим недовольством крестьян продолжающейся Гражданской войной и политикой военного коммунизма».
Мятежный комдив и в самом деле был по происхождению крестьянином, а кроме того, еще и левым эсером. Но документ, приведенный в том же сборнике, свидетельствует, что дело тут не в военном коммунизме и уж тем более не в войне, против которой доблестные краскомы ничего не имели. Причина куда проще. Туркестанскую дивизию, воинскую часть, окрыленную и отягощенную всеми славными боевыми традициями РККА, решили перебросить на польский фронт. И по этой причине начали