Сталин. Битва за хлеб

Очень милая программа, право, если бы не один пустячок: в данных конкретных условиях абсолютно нереализуемая. Попытка ее реализовать на первом этапе вызвала бы полный хаос в экономике, на втором — всеобщую войну за выживание, на третьем… впрочем, уже не важно. Однако кто из крестьян был настолько политически грамотен, чтобы это понять? А выглядела программа вполне гламурно, отражая все чаяния всех без исключения масс. Не хватало только раздачи гражданам ваучеров ценою в две «Волги»… впрочем, это уже из другой аферы.

Тем не менее, будучи маниловыми суперплюс в лозунгах, на практике эсеры были весьма… практичны. Обратите внимание на единственный конкретный момент программы: снабжение товарами именно через кооперативы, а не как-либо иначе. Естественно, ведь кооперацию держали эсеры. Можно понять их озлобление на большевистскую продразверстку: лишили, гады, такой кормушки!

Сейчас эти действия кажутся странными — чего они добивались, на что рассчитывали? Эсеры всегда были хорошими террористами, но никудышными управленцами. Бездарность их министров во Временном правительстве была вполне на уровне остального правительства, с законом о социализации земли они тоже намудрили, да и всё остальное… Привычка российских социалистов плодить неудобоисполнимые программы также никуда не делась.

Так чего же они всё-таки добивались?

Нам, вооружённым мощным послезнанием, понять это трудно. Мы знаем главное: большевики удержались. А тогда было еще совершенно непонятно, какая власть появится в итоге на необъятной и очень плохо управляемой территории Советской России. И будущее у партии эсеров могло быть совершенно разным. Например, образование на месте Сибири, Поволжья и еще некоторых регионов отдельных государств (естественно, под эсеровским руководством) — то, что не состоялось в 1918 году. Как хозяйственники эсеры всегда были потрясающе бездарны, и их держава очень скоро стала бы чьим-нибудь трофеем — вот только уже не нашим. И без того желающих хватало, особенно на Сибирь.

Есть и ещё варианты. Например, пойти на переговоры с правительством, вытребовать себе легальный статус и затем контролировать зажиточную часть деревни — то есть хлеб. Надо ли объяснять, что это такое — когда производство продовольствия в государстве контролирует оппозиционная и очень несговорчивая партия? Хлебом власть шантажировали бы постоянно, не давая возможности провести «антикрестьянские» законы. А это значит, что коллективизацию уничтожили бы в зародыше, индустриализация бы тоже не состоялась, все ресурсы страны были бы направлены на удовлетворение аппетитов хлеботорговцев. Что потом? А что бывает с очень большой и очень слабой страной?

Наконец, возможно, они не добивались ничего, а просто действовали сообразно свойственному русской интеллигенции инстинкту разрушения власти и порядка. Любой власти и любого порядка — именно так оная прослойка показала себя в «перестройку». Ничего личного, господа, только чистый порыв терминатора…

После усмирения восстаний те эсеры, которых не выловили, куда-то делись. Куда — неизвестно, но судя по тому, как проходила коллективизация, ушли они недалеко…

Итак, вот она, «третья сила» — связка из кулаков, эсеров и офицеров, притягивавшая к себе, с одной стороны, более крупную буржуазию и кадетов, с другой — недовольных разверсткой крестьян-середняков и частично бедняков. Та сила, что противостояла большевикам в подлинной гражданской войне, разразившейся на российских просторах и тесно увязанной с «большой» Гражданской войной (той, которая на самом деле отечественная). А в реальности какая из них больше — это ещё вопрос…

Пожар…

Наотмашь хруст топора

и навзничь — четыре ножа,

в мёртвую глотку

сыпали горстью зерна.

Владимир Луговской. Пепел

В марте 1919 года, с новым витком хлебозаготовок, проводившихся уже по принципу продразверстки, а значит, с повышенным количеством злоупотреблений — в связи с твердым заданием трясли и середняков, и даже бедняков, — деревня буквально взорвалась. За первые полгода 1919-го восстания произошли в 124 уездах. За это время местная власть окончательно оборзела, почувствовав себя полноправными хозяевами на местах, а крестьяне озверели.

«Восстанием» в то время называли все что угодно — от толпы, после очередной пьяной выходки местного предисполкома разгромившей сельсовет, до локальной войны с массовыми убийствами, захватывавшей десятки уездов. Что касается первых — тут все ясно. Более того, ощущение такое, что эти «восстания» часто вспыхивали с одной целью: привлечь внимание вышестоящей власти. Ибо после выступления проводилось следствие, в результате которого доставалось не только и даже не столько участникам, сколько спровоцировавшим их деятелям.