Остальные 3 млн. — это мелкие хозяева, бившиеся на своих крошечных участках, в лучшем случае ухитрившиеся каким-либо образом прикупить несколько десятин, — промежуточный слой, за который шла отчаянная борьба, ибо экономические интересы тянули их в общину, а собственники перетягивали на свою сторону. Но всё равно силы были слишком неравными, поскольку 90 % российских крестьян земли в собственности не имели, а значит, не боялись её потерять, приобрести же могли много. Утратив рычаги власти, правительство оставило эти два непримиримых лагеря — собственников и общинников — лицом к лицу и один на один.
В 1917 году завершилось полувековое противостояние русской деревни и помещиков и на первый план вышло противостояние крестьян-общинников и кулаков [41], которое закончится спустя десять лет, во время коллективизации, тем же образом, что и в семнадцатом году, — то есть ликвидацией противника как класса. Основы раскулачивания закладывались в 1906 году, а укреплялись летом 1917-го, когда крестьяне-общинники и крестьяне-собственники схлестнулись в борьбе за землю.
На объявление демократии русская деревня отреагировала мгновенно: за какие-то несколько недель, в точности как в 1905 году, прежние органы власти были сметены и заменены новыми. Вот только теперь это происходило по всей стране и не могло быть прихлопнуто, как в ту, первую революцию, поскольку власть не имела в своем распоряжении силы для такого прихлопывания.
Назывались эти органы власти по-разному: комитеты, союзы, советы и пр. В апреле вывеска унифицировалась: они стали называться временными исполнительными комитетами. Правительство считало их недолговечными и намеревалось в ближайшем будущем заменить всесословными земствами. Однако крестьяне к тому времени имели огромный счет к верхушке общества и вволю насмотрелись на земства. Их позиция была неизменна: они не хотели заседать с помещиками в одном комитете.
При демократии вопросы власти, как известно, решаются большинством. А большинство в деревне кто? 75 % бедноты плюс к тому 15–20 % середняков, которые тоже перебиваются с хлеба на квас. Неудивительно, что в комитеты практически не допускалась «чистая публика», т. е. помещики и интеллигенция, — а часто и кулаки, хуторяне, отрубники. Птенцы столыпинской реформы уже не воспринимались «миром» как свои. Зато очень большую роль в выборах и комитетах играли вернувшиеся с фронта солдаты — ясно с каким настроением! И все больше и больше слушали большевистских агитаторов, которые не заморачивались теориями и компромиссами, а говорили: даешь землю здесь и сейчас.
Комитеты практически сразу стали считать себя основной властью на местах и принялись требовать долгожданную реформу. Их позиция, за небольшими исключениями, одинакова по всей стране: конфискация всех помещичьих, удельных, церковных земель безо всякого выкупа. Во многих местах требовали включить сюда и участки богатых крестьян-кулаков, а также порожденных столыпинской реформой земельных спекулянтов.
Что любопытно: ни одна политическая сила не имела влияния на исполнительные комитеты. Даже эсеров, «крестьянскую» партию, слушали ровно в той степени, в какой они говорили то, что хотели слышать сами мужики. Единственно, в чем преуспели политики той весной, — это кое-как уговорить крестьян подождать Учредительного Собрания.
Согласиться-то они вроде бы согласились, однако ждать оказалось уже невмоготу — сеять пора! Комитеты перешли пока к промежуточным мерам. Земли еще не конфисковывались, а принудительно забирались в аренду на условиях комитетов. Были и более хитрые способы. Например, устанавливали очень высокую заработную плату батракам, реквизировали у помещиков инвентарь, а потом угодья отбирали как необрабатываемые. Правительство пыталось бороться, рассылая циркуляры, комитеты их успешнейшим образом игнорировали, а силы, чтобы настоять на своем, новая власть не имела.
И тут грянул Первый Всероссийский съезд крестьянских депутатов.
Проходил он с 4 по 28 мая. Интересен в первую очередь его состав. Из 1353 делегатов 672 были представителями крестьян, а 681 — солдат, которые тоже не желали оставаться в стороне от земельных дел. Солдаты — это ведь в сущности те же мужики, но более молодые, чем крестьянские делегаты, приученные к организации и распропагандированные. По партийной принадлежности большинство — 537 делегатов — представляли собой, естественно, эсеры. Следующей по величине была «фракция» беспартийных.
Съезд сразу выразил Временному правительству доверие по политическим вопросам, которые были ему безразличны, и даже поддержал в вопросе о войне — хотя эту резолюцию президиум вырвал у собравшихся с трудом. Но все же и эсеры, и меньшевики (которых было 103 человека) выступали за войну — так что превозмогли.