Сталин. Битва за хлеб

Но один из трагических парадоксов советского сельского хозяйства заключался не в том, что «культурников» признавали кулаками, а в том, что они, как правило, кулаками являлисьили очень быстро ими становились. Одно с другим было связано неразрывно. Поэтому любые меры борьбы с кулаком били наотмашь по товарности и культурности аграрного сектора. Но непринятие этих мер вело к подрыву продовольственной безопасности страны, которой и так не было, — какая там безопасность, продержаться бы от урожая до урожая!

Парфенов возмущенно писал, что тысячи крестьянских хозяйств были разорены «только за то, что они завели себе машины, хороших жеребцов и племенных коров, дома покрыли железом, мыли полы и ели на тарелках». Хотя едва ли только за это — ну да ладно…

Беда была в том, что не эти хозяйства определяли лицо деревни.

Роясь в Интернете совсем по другому поводу, я натолкнулась на письмо, которое в 90-е годы написала в газету учительница Павлика Морозова — того самого мальчика, которого дед-кулак убил, как считается, за предательство отца, а на самом деле в ходе внутрисемейной разборки — за то, что невестка посмела выступить против его сына. Сынок, надо сказать, та еще скотина… Но дело не в этом. В письме бывшая сельская учительница дает описание обстановки, с которой она столкнулась, семнадцатилетней девчонкой оказавшись в 1929 году в деревне Герасимовке Тавдинского района Уральской, ныне Свердловской области. В 1907 году туда приехали сорок семей столыпинских переселенцев из Белоруссии — в глушь, в тайгу, без дорог и поселений.