А между тем, в сталинском СССР законы соблюдались, что был вынужден отметить даже либеральнейший Алексей Казанник, назначенный на должность Генерального прокурора РФ 5 октября 1993 года, на следующий день после расстрела Дома Советов:
Более того, нередкими были в те времена и оправдательные приговоры. Так, во второй половине 1936 года судами было оправдано 8,1 % обвиняемых по ст.58–10 (антисоветская агитация), в 1937 году – 2,4 %, в 1938-м – 5,7 % [474] . Для сравнения: в 2001 году российские суды вынесли 0,5 % оправдательных приговоров, в 2002-м – 0,77 %, а в I квартале 2003 – целый 1 % [475] .
«Царица доказательств» по-американски
Пару слов следует сказать и об излюбленном аргументе обличителей «сталинского произвола» – дескать, все тогдашние обвинения строились исключительно на личных признаниях «врагов народа», а вещественные доказательства при этом якобы отсутствовали.
Во-первых, а откуда, собственно говоря, это известно? Следственные дела «репрессированных» остаются засекреченными, проверить обоснованность обвинений мы не можем, а верить на слово предателям, вроде Александра Яковлева, вряд ли стоит. Остаётся только гадать: действительно ли там нет вещдоков? А может, всё-таки есть? Или имелись, но исчезли после того, как в этих делах порылись хрущёвские или горбачёвские комиссии по реабилитации?
А главное, какого рода доказательств ждут господа «реабилитаторы»? Или они полагают, что заговорщики должны вести протоколы своих собраний, а шпионы составлять регулярные отчёты о своей шпионской деятельности? Вспомним, например, известный эпизод русской истории – заговор против императора Павла I, который заведомо имел место, более того, увенчался успехом. При этом вся «документация» свелась к листочку бумаги со списком заговорщиков, который организатор заговора петербургский военный губернатор граф Пален носил в своём кармане и, можно не сомневаться, в случае провала сумел бы уничтожить.
В подобного рода делах собрать вещественные доказательства крайне трудно. Посмотрим, например, какими методами добиваются осуждения виновных в шпионаже в Соединённых Штатах.
Эрл Эдвин Питтс, сотрудник ФБР. В конце 1980-х предложил свои услуги КГБ. Сотрудничал с советской, а затем и российской разведкой до октября 1992 года. Узнав от очередного сбежавшего на Запад любителя колбасы и свободы о том, что Питтс – бывший советский агент, американские контрразведчики подослали к нему в августе 1995 года провокатора, который предложил продолжить работу на российскую разведку. В течение следующих 16 месяцев агенты ФБР старательно изображали из себя сотрудников СВР, получая от Питтса секретные материалы и платя за это деньги. Наконец 18 декабря 1996 года Питтс был арестован. Первоначально он категорически отрицал предъявленные ему обвинения, однако 28 февраля 1997 года всё-таки признал себя виновным. Это добровольное признание было связано с существующей в США практикой судебных сделок: Питтсу предложили признать свою вину и сотрудничать со следствием в обмен на гарантию того, что для него не будут требовать пожизненного заключения. В результате гуманный американский суд приговорил его всего лишь к 27 годам заключения [476] .
Роберт Стивен Липка. В 1965–1967 гг. во время службы в Агентстве Национальной Безопасности (АНБ) сотрудничал с советской разведкой, затем прервал контакты в связи с демобилизацией. Выдан предателем, бывшим генерал-майором КГБ Олегом Калугиным. Чтобы добиться осуждения Липки к нему был послан сотрудник ФБР, который, представившись «капитаном Никитиным», предложил продолжить сотрудничество. И хотя, получив 5 тысяч долларов задатка, Липка так и не передал «капитану Никитину» никакой информации, 23 февраля 1996 года он был арестован. Во время судебного процесса он признался в том, что сотрудничал с КГБ, и был приговорён к 18 годам тюремного заключения [477] .