Если Вам угодно будет впредь не скрывать своего звания (тем более что к такому обману я не подал Вам никакого повода) и если моя помощь Вам будет ещё нужна, то по выздоровлении я всегда готов Вам служить в пределах моих сил и возможности; в часы ли приёма или в какое-либо другое время, как Вам удобнее. При этом прошу Вас принять обратно оставленный Вами у меня гонорар.
Примите уверение в совершенном к Вам почтении ( приписано, очевидно, потом, несколько более мелким почерком ) и поздравление с Новым годом.
В. Бехтерев.
1 января, 1899 г. ”
В.М. Бехтерев в своём кабинете в Императорской Военно-Медицинской академии, 1913 года
Пусть так. И это действительно было так: один из ординаторов нашей больницы работал в клинике профессора и сказал мне, что на следующий день профессор слёг в инфлуэнце. Но спрашивается: для чего в таком случае было принимать больных и обирать с них пятирублёвки? Ведь для многих эти пятирублёвки, быть может, были плодом отказа от необходимого.
Идти вторично или не идти? Мы решили – лучше идти. Узнали, когда профессор выздоровел и возобновил приём. Поехали. Я старательно обдумал всё, что следует сообщить профессору касательно болезни моей жены.
Вошли к нему.
– Мы, господин профессор, были у вас…
Он насупился и коротко сказал:
– Я помню. – И обратился к жене: – Рецепт принесли?
Жена подала. Он посмотрел.
– Как себя чувствуете? Ванны принимаете?
– Чувствую себя по-прежнему. Ванны принимаю.
– Так… Спите плохо?
– Очень плохо.
– Угу!.. – Профессор написал рецепт и протянул его жене.
– Будете принимать по столовой ложке три раза в день, ванны продолжайте.
Я взглянул на рецепт: Inf. A don. vernal… Ammonii bromati … Ничего не понимаю! Опять то же? И где же консультация со мною, каковой возможности я лишил профессора в прошлый раз?
Мы встали, он нас проводил до двери. Может быть, он хочет посоветоваться со мной в отсутствие жены? Но он протягивает руку. Я торопливо стал излагать профессору свои соображения о болезни жены, – он нетерпеливо слушал, повторяя: “Да! да! ” При первом перерыве сунул нам руку и сказал: – Не забудьте в следующий раз захватить рецепт» [557] .
Таким образом, моральные качества Бехтерева вполне позволяли ему заочно обозвать Сталина «сухоруким параноиком». Однако даже если подобное высказывание и вправду имело место (чему нет никаких достоверных подтверждений), это был не диагноз, а всего лишь оскорбление. В самом деле, как мог душевнобольной человек тридцать лет руководить великой державой и при этом столь тщательно скрывать свою болезнь, что её не заметили ни ближайшее окружение, ни общавшиеся с ним иностранные лидеры, включая Черчилля и Рузвельта? Впрочем, искать логику и здравый смысл у обличителей сталинизма – занятие заведомо неблагодарное.
Глава 5. «Трусливый тиран»
«Сталин был трус страшный, трус патологический», – категорически заявляет Виктор Астафьев.